Нечисть. Ведун - Tony Sart

мороком, дрожали, искривлялись. Вот уже пальцы ребенка стали удлиняться, заостряясь кривыми черными когтями. Кожа обретала неестественную бледность, даже синеву, такую чуждую под лучами солнца. Глаза заблестели желтыми влажными блюдцами, а из покрытого струпьями лба пробились сначала робко, но потом резко, разом две сухие, похожие на рожки ветки.

Лопоухий малыш, вместе с нами с ужасом наблюдавший за преображением подменыша, с испуганным вскриком отшатнулся от недавнего друга.

Обычно нечисть, не обладающая великой силой, при своем разоблачении старается улизнуть, а уж тем более против пары ведунов. На это и был расчет Лады – показать мальцу истинное лицо подменыша, дабы не мог он дальше заманить того посулами. Испуганный ребенок никогда за таким страхом добром не пойдет. Но то ли вежом сдуру решил рискнуть, то ли действительно чья-то злая воля была властна над ним, но небыльник вдруг резко схватил заоравшего от ужаса мальца, легко, будто куклу, закинул на плечо и рванул в чащу.

С миг мы стояли, оцепенев и слушая удаляющийся детский крик, после чего рванули следом.

На ходу Лада уже вышептывала следящий наговор, наматывая на палец невесть откуда взявшуюся красную веревочку.

– Не упусти! – выкрикнул я.

Ведунка лишь кивнула, и мы вломились в дикий лес.

Мы шли по следу третий час.

Внезапно я ощутил, что нить детского ужаса разом оборвалась. Скорее всего, ребенок или лишился чувств, или был одурманен (о другом, гораздо худшем варианте, я думать себе запретил). След стал быстро таять, растворяться, теряясь в бесконечных зарослях.

Я одним прыжком опередил замешкавшуюся Ладу, напряг все свое чутье. Хотя след малыша почти испарился, оставался шанс найти самого подменыша, коли он не ушел далеко. Да, ведуны не способны ощущать присутствие активной Небыли на большом расстоянии, но, если вежом хоть чуть задержался, у нас был шанс.

Я ринулся дальше сквозь бурелом. Скорее наугад, совсем не уверенный в верности направления, но нам повезло. Не прошло и минуты, как среди иссиня-черных веток в прорехах мелькнул сначала робко, а потом все ярче желтый огонек.

Костер?

Но нечисти ни к чему огонь, а кое-кто его даже и сторонится. В целом, небыльникам людские блага без надобности. Хоть часто они и подражают в одеждах и повадках нам, но такие вещи, как тепло, еда или сон, им зачастую просто чужды. А потому…

Я мельком глянул на ведунку. Лада лишь кивнула, соглашаясь. Будто прочитала мои мысли.

Значит, подменыш исполнял чью-то волю, когда похищал детей. И это была воля человека. Того, кому нужно тепло и свет огня темной ночью. Чернокнижник? Босорка?

Сбавив быстрый шаг, тихо, стараясь не шуметь, мы стали пробираться дальше. В груди колотило то ли от недавнего быстрого бега, то ли от волнения.

Я ошибся, когда подумал, что впереди маячил костер. Скоро мы вышли к небольшому холму, древнему, просевшему, сплошь изрытому мшелыми кривыми корнями. Сию лесную прогалину окружал редкий покосившийся заборчик, сделанный неумело и уже не выполнявший своего прямого назначения. Впрочем, этого было и не нужно – почти на каждый колышек были насажены белеющие в сумраке черепа. Много, очень много. Вереница чудовищных украшений улыбалась на нас десятками зубастых оскалов. А потому как, увидав его, только безумец мог бы подумать перемахнуть через страшное препятствие и пройти дальше, к низкой хижине, из окошка которой брезжил свет. Сама хибара, которую нельзя было назвать ни полноценной избой, ни землянкой, наполовину уходила краями скатов крыши в землю, но верх ее резко устремлялся к небу. Вся небрежная, заросшая кустарником, то здесь, то там приваленная сухими корягами, палыми еловыми ветками, она напоминала больше берлогу, чем жилище. Но одного взгляда на густую поросль жухлых, болезненных на вид лопухов хватило, чтобы понять, что мы у дома колдуна. Верный признак.

Прислушались.

Нет, ничего. Лишь тихое перешептывание леса от гуляющего меж деревьев ветерка да далекое уханье филина.

Я шагнул было вперед, но Лада схватила меня за рукав. Шепнула:

– Негоже соваться к лиходеям без гостинца!

С этими словами она полезла в свою котомку.

Я невольно тронул рубаху на груди. Там, где у сердца таились заветные обереги, часто нанизанные на крепкий шнур. На все случаи жизни носит при себе любой ведун такое – от серьезной напасти не спасет, тут уж средства посильнее нужны, но злое слово или волшбу отбить может.

Лада же долго копошилась в поклаже, тихо ругаясь, видать, в сгустившейся темноте непросто было найти заветное. Но спустя пару минут с гордостью извлекла наружу свой «гостинец» – махонький, не больше ладони, туго сплетенный из волос венок, пронизанный несколькими длинными иглами. Я сразу признал «Венец ворожея» – простенький оберег, который при должном наговоре тем не менее какое-то время мог защитить от почти любой волшбы.

«А ведунка молодец, запасливая, эвона сколько таскает с собой», – подумал я с легкой завистью. Сам то я, несмотря на все понукательства старых ведунов, так и не приучил себя заготавливать в странствиях подручные обереги.

Лада поднесла волосяной обруч к губам, быстро-быстро зашептала над ним нужные слова, тронула им меня и себя, после чего запрятала сзади под отворот пояска. И подмигнула мне.

Пошли, мол.

Осторожно, поминутно прислушиваясь к тишине дома, прощупывая бережным словом, нет ли силков или злых чар-ловушек, мы отыскали наконец в покосившемся заборе не менее корявую калитку. С каждым шагом приближаясь к хибаре, я все сильнее ощущал присутствие подменыша, теперь я был точно уверен, что вежом внутри.

Продравшись через чахлые, дурно пахнущие, будто гниющие, лопухи, мы притаились у самой двери. Тяжелой, массивной, потемневшей от влаги леса и времени.

Кивнули друг другу и вошли внутрь, разом отворив жутко заскрипевшую дверь.

Внутри хижина была такой, как я и ожидал. Типичный схрон колдуна. Доводилось мне видеть пару подобных обиталищ за время странствий. Один раз в сопровождении княжьей дружины при облаве на местного чернокнижника в лесах близ Ишем-града. Другой же раз наткнулся я на заброшенную избу в глухом ельнике, заплутав возле перевалов у Силяжь-острога, видать, черный колдун давно сгинул и пустое жилище просто постепенно пропадало в глуши.

Кое-как сложенные бревна стен почти полностью были скрыты за самого разного рода пучками трав, черепов скота и птиц, связок грибов, смрадных кусков содранного меха и самых разных колдунских завязок и амулетов, котелков и крынок. Заместо привычного дощатого пола стелилось густое покрывало мха, кое-где по углам торчали группки бледных грибов. Убранства домового почти не было – лишь пара гнилых бревен-палышей, служивших скамьями; кое-как сложенная, закопченная до черноты печь, уходящая трубой под резкие своды крыши;