Дьяволы - Джо Аберкромби

от сквозняка старая паутина. Повсюду были витражи со святыми, которых убивали самыми причудливыми способами. Святая Симона на раскалённом троне, и святая Джемайма под своим камнем, и святая Седрик, утыканная гвоздями так, что Солнышко дрожала даже при мысли об этом.

Не лучшие места, чтобы получить туда гвозди.

Почему спасённые хотели видеть, как их героев терзают, топят, забивают и раздавливают, она понятия не имела. Может, они думали, что если святую Седрик пригвоздят достаточно качественно, им удастся остаться не прибитыми. В этом они, вероятно, ошибались.

Гвоздей на всех хватит.

Помещение строили как часовню, но переделали под кухню. У стены располагалась печь, достаточно большая, чтобы вместить труп. Рядом мужчина раскатывал тесто на алтарном камне, мучная пыль клубилась с цветных лучах. Было что-то очень бандитское в том, как он это делал, и Солнышко подумала, что в свое время в этой печи несомненно побывал труп или два. Рядом с мужчиной стояла маленькая девочка в таком же фартуке, как у него, и с ухмылкой, которой даже Бальтазар мог бы гордиться.

— Фриго! — пропела Баптиста, размахивая руками, словно обнимая всех вокруг. У неё была такая манера говорить, которая почему-то нравилась людям. Для Солнышко это всегда было больше похоже на магию, чем собственная способность исчезать.

Стоит заметить, в этот раз магия Баптисты провалилась. Глаза Фриго остались совершенно холодными:

— Баптиста, — проворчал он, как можно было бы говорить о вечной проблеме с плесенью, и снова вернулся к своему тесту. — Я знал, что ты вернешься. Как лиса к свалке.

Баптиста пожала плечами:

— Меня называли и похуже.

— Останься тут ненадолго, — сказал Фриго. — И назовут.

— Так это — херова сука Баптиста? — резко спросила маленькая девочка, уперев в бёдра покрытые мукой кулаки. Солнышко хотела бы знать, как можно так сильно морщить лицо, словно в нём вообще нет костей. — Ты — та херова сука Баптиста?

— Моя внучка, — сказал Фриго, кивнув в её сторону. — Лучший знаток людей, известный мне. Я учу её семейному делу.

— Пекарскому или управлению бандой? — спросила Баптиста.

— Почему нельзя и тем, и другим? — усмехнулась девушка. — Я слышала, ты мошенница и воровка.

Улыбка Баптисты даже не померкла:

— И это только увлечения, — сказала она.

Солнышко на цыпочках шла вдоль стен, пока они разговаривали, старые плиты были такими гладкими и прохладными для её босых ног. Она шла осторожно, по затенённой стороне часовни, потому что люди могли не видеть её, но в цветных лучах могли увидеть пылинки, отлетавшие от неё.

Они не видели, где она была, но иногда замечали, где её не было.

Фриго всё ещё месил тесто:

— Что ты ищешь, Баптиста?

— А мне обязательно нужно что-то искать?

— Да. Ты не можешь удержаться.

Дверь в дальней стене была приоткрыта, и, подойдя на цыпочках, Солнышко увидела там прислушивающегося человека с ножом в руке и ещё двоих, тоже с ножами, что было неудивительно в таком ножевом месте.

Она залезла на окно, где были удобные выемки для пальцев, и выглянула через перила галереи. С другой стороны, сгорбившись, стояли двое мужчин, у этих были луки. Она упала, мягкая и бесшумная, прижалась к стене, чтобы проскользнуть за сердито глядящую внучку Фриго к разбитому окну. Ещё трое мужчин между колоннами у главной двери. Если что-то пойдет не так, они могли быстро напакостить. Как это постоянно случалось с паствой часовни Святой Целесообразности.

Постоянно случались пакостные вещи.

Баптиста перешла к делу:

— Нам нужен проход. В Трою. Мне и моим друзьям.

— У тебя нет друзей, Баптиста. — Фриго терпеливо окинул взглядом группу. Всех, кроме Солнышко, конечно. — Только те, кого ты можешь использовать. — Солнышко проскользнула мимо Вигги, ей пришлось отпрянуть, потому что женщина не могла усидеть на месте и двух вдохов подряд, и крепко прижалась к спине Якоба.

Якоб удобный, потому что широкий и высокий, и никогда не смущается, даже внезапно почувствовав, как к нему прижимается эльфийка, чтобы быстро перевести дыхание.

— Трое слева, — прошептала она, — Трое за дверью, два лука на галерее.

Якоб мягко прочистил горло, показывая, что услышал. Это заставило бы Солнышко ответить ему улыбкой. Если бы она умела нормально улыбаться.

Она снова затаила дыхание и проскользнула мимо него.

— Это они, да? Фриго показывал на них по одному своим запачканным мукой указательным пальцем. — Питомцы Папы. Не нужно быть гением, чтобы догадаться — она оборотень.

— Вот как выглядит долбанный оборотень? — презрительно усмехнулась маленькая девочка.

Из-под капюшона из-за выбивающихся волос на лице Вигги были видны только клыкастая улыбка и намёк на татуированную щеку:

— Этот выглядит так, — сказала она.

— Он вампир, — сказал Фриго.

— Вот как выглядит долбанный вампир? — презрительно усмехнулась маленькая девочка.

Барон Рикард лениво отсалютовал тростью:

— Очарован, моя дорогая.

— Остался Якоб из Торна. — Фриго задумчиво почесал горло, оставив немного муки на щетине. — Я твой поклонник, как говорится.

Стоявший со скрещёнными руками неподвижно как статуя Якоб устало хмыкнул:

— А я — нет.

Позёрство было ещё одной из тех человеческих черт, которые Солнышко никогда не понимала, поэтому она оставила их в покое и подкралась к печи, чтобы погреться в прекрасных волнах тепла. Но старая кошка подумала о том же, и теперь подняла голову, шевеля кончиком хвоста. Кошки всегда видели её так же ясно, как днем. Собаки были восхитительно невнимательны. Солнышко понятия не имела, почему.

Она плохо понимала, как всё работает. Наверное, меньше всех понимала.

Любопытная кошка встала, желая потереться о её ногу. Солнышко хотела бы погладить её, потому что кошки приятно ощущаются ладонями. Ей нравилось, когда их хвосты скользили между пальцами, такие мягкие и щекочущие. Но сейчас было не время, поэтому она одними губами пробормотала извинение и оттолкнула кошку ногой.

— А кто это? — спрашивал Фриго, прищурившись глядя на Алекс.

Она нахмурилась в ответ:

— Я никто.

— Каждый — кто-то.

— Не я.

— А ты? — Фриго прищурился на Бальтазара. — Спорим, ты — кто-то.

Волшебник гордо тряхнул головой одновременно насмешливо и оскорбительно:

— Я — Бальтазар Шам Ивам Дракси.

— Звучит как грёбаный придурок. — маленькая девочка вытащила нож из кармана в переднике и принялась делать насечки в тесте. Солнышко однажды слышала, что главное в хлебе — насечки. Без них он