Заговор Красного Волка - Роберт фон Штейн Редик

во имя Рина, его Ангела и Молока Единого Древа. Всего того, чему, как

92

-

93-

утверждают гиганты, они поклоняются. Бесполезно.

— Большинство убьет нас, если представится такая возможность, —

согласилась Дри. — Однако не все. Если мы хотим выжить в этой миссии, мы не

должны упускать из виду этих немногих драгоценных людей.

— Ты считаешь, что он придержал язык ради нас? — сказал Таликтрум.

— Я считаю, что он ормали, как ты уже догадался. Это означает, что он, возможно, не испытывает любви к этой империи.

— В таком случае он выбрал странную команду для путешествия.

Теперь некоторые открыто хихикали. Дри подождала, пока они замолчат, затем сказала:

— Подростки иностранного происхождения не служат империи для своего

удовольствия. Они служат для того, чтобы держаться подальше от канав и цепей. И

вы полагаете, что кто-нибудь из них имеет представление об истинной цели этого

путешествия? Как они могут, если мы сами, после десяти лет шпионажа, все еще

вынуждены гадать?

— Я расскажу вам свою догадку, — сказал Лудунте. — Этот мальчик-монстр

обязательно расскажет о нас кому-нибудь.

— И этот кто-то расскажет еще кому-нибудь, — продолжил Таликтрум. — И

так далее, пока о нас не заговорит весь « Чатранд». Груз все еще загружен только

наполовину. Гиганты могут позволить себе разорвать корабль на части в поисках

нас, вполне в состоянии. Нет, надо ударить именно сейчас. Пожар, начавшийся в

пучке травы, можно оставить распространяться до тех пор, пока не загорится вся

равнина. Или его можно погасить в зародыше.

— Или, — сказала Дри, — пучок травы можно отнести к очагу и зажечь

поленья, чтобы мы не замерзли. Подумайте, каким союзником он мог бы стать! Мы

могли бы говорить с ним в присутствии других гигантов. Мы могли бы сказать ему, о чем спрашивать, на что обращать внимание, когда он будет ходить по кораблю.

— Он мог бы принести нам пресной воды, — сказал кто-то.

— Он мог бы оставить двери приоткрытыми.

— Он мог бы бросить кошку ведьмы в море.

— Может быть, — холодно сказал Таликтрум, — он мог бы отрастить себе

крылья и перенести нас всех, завернутых в одеяло, в Убежище-за-Морем. Во имя

Рина! Зачем ты усиленно угощаешь нас фантазиями, Дри?

— Основатель Дома Иксфир был спасен от смерти женщиной-великаном, —

сказала Дри. — Сто шестьдесят лет назад, в садах Аккатео Лоргут. Это не фантазия.

Без нее нас бы здесь не было.

— Легенда, — сказал Таликтрум. — Красивые сказки для детей перед сном.

Будешь ли ты по-прежнему утешаться ими, когда твои нежные великаны убьют нас

всех?

Было уже поздно, когда совет прервался. Дри велела им всем отправляться

отдыхать на спальные полки, и они отправились с беспокойством, но без ропота. В

кругу клана икшель каждый говорит, что хочет, но когда обмен мнениями

93

-

94-

заканчивается, необходимо подчиняться предводителю.

Она была измучена: ребра все еще горели огнем после му́ки на крысиной

воронке. Абсурднее всего было то, что проклятые устройства никогда не работали: корабль кишел крысами. Они проскальзывали по сходням, зарывались в тюки

соломы, которые несли на борт для яслей, или просто перепрыгивали через

воронки, как и сами икшели. И как они размножались! Корабль мог отправиться в

плавание всего с несколькими дюжинами и пристать к берегу через несколько

месяцев с тысячами голодающих животных в трюме.

Лежа на своей полке, она слышала, как они суетятся в носовом трюме, болтают и распевают свои алчные песни. Ее народу приходится защищаться от них.

Крысам нельзя доверять. Они обещали мир, и иногда пытались сохранить его в

течение недели или двух. Но когда еды становилось все меньше, в их глазах

появлялся определенный блеск. Они собирались по краям бункеров икшель, или

угрожающе следовали за разведывательным отрядом, или лежали в засаде…

Но люди не крысы, Таликтрум, подумала она с мольбой, которую никогда бы

не позволила себе озвучить. Она почти слышала его смеющийся ответ: Совершенно

верно, тетя. Они еще хуже.

...не двигайся, мальчик ормали, проснись и не двигайся. Ты слышишь меня, не

так ли? Проснись; и поскольку ты ценишь свою жизнь, не двигайся.

Пазел открыл глаза. Темнота. Он лежал в своем гамаке среди пятидесяти

других смолбоев, подвешенных на душной жилой палубе, как окорока в коптильне.

Рейаст спал в двух футах под ним, а Нипс — в двух футах выше. Храп и сопение

разносились по темной палубе.

Но голос не был сном.

Он исходил откуда-то прямо из-за его головы. Женский голос, но у него был

такой