Богатырь и Звезда Сварога: Быль 2 - Александр Дубоносов

Конца комнаты Яромир не видел, так как свет толстой восковой свечи, подвешенной у потолка, покрывал лишь широкий стол и посудный шкаф.

В печи возле двери потрескивали поленья, но тусклого света, пробивающегося из-за заслонки, хватало осветить только бычью голову и рога лешего, прибитые над ней. Что скрывалось дальше в темноте Яромир разглядеть уже не мог.

Грива выволок из темноты полный бочонок и с грохотом водрузил его на стол. Он достал для Яромира вторую кружку и наполнил её до краёв:

— Закрой и садись. — Грива указал Яромиру на пустой стул, а сам тяжело опустился на тот, что стоял рядом. — Потолкуем, коль того хочешь.

— Плохо выглядишь, Грива, — Яромир сел, так, чтобы в любой момент он мог отскочить к выходу. — Изведёт тебя змей окаянный.

— Не тебе меня учить, сопляк! Что мне ещё остается делать?! Мои славные волчата бросили своего старика, а одинокого волока, знаешь-ли, мало что в жизни порадовать может. Эх…, так-ли я их воспитывал? Нет! — Грива гневно ударил кулаком по столу. — Я всего лишь хотел для них тихой, мирной жизни, чтобы они завели свою стаю, жили, как все, и бед не знали. Ладно старшой, у него с детства шило в заду, но Патша-то… Сдалась ему эта анта?!

— Что значит «анта»?

— Он не научил тебя древнему слову? — удивленно фыркнул Грива и прихлебнул из кружки. — Анта — баба. Ант — мужик, человек. Асс — бог, а мы — волкулаки или проще — волоки.

— Век живи, век учись. — ухмыльнулся Яромир. — Давай к делу: Патша Верену убил?

— Нет! — Грива так резко дернулся, что Яромир едва удержал стол на месте. — Не слушай межеумка Рознега, брехня всё это! Волок если выбрал зазнобу, то до самой смерти останется ей верен. Сын полюбил эту девочку, души в ней не чаял, дурень! Ты его не знал, а он ведь кроткий был, послушный, добрый. Без причины лапу ни на кого не поднимет, а за своё будет грызть до смерти!

— Тогда кто её убил?

— Не знаю я! Кто-то черный! В тот день сердце неистово металось в груди. Я всё не мог найти себе места: сын никак не выходил из головы. Тогда я пошёл по его следу, нутром чуял, что должен его уберечь, но не успел… Он уже переломил шею этой вертихвостки Вассы. Дело скверное, но за неё я бы взял ответ перед старшиной. Старому волку уже нечего терять. Патша же ещё совсем щенок… Какой волок не захочет для своего последыша мирного неба, доброй охоты и сытого стола?! Будь то волок, человек, да любая другая тварь разумная — любой может сойти с правильной дороги, но это ещё не значит, что его тут же нужно забивать камнями и палками! По себе знаю, да и вы, анты, почему-то со своим братом так не поступаете… Сына, всё же, учуял и продолжал следовать за ним. Бедный, бедный мой волчонок…, он нашёл девочку первым. Горечь утраты и хмель помутили рассудок, и он сбежал…, но только не Патша её убил. Запах по округе стоял чужой, злой и когти на наши похожи, но не наши! Что-то пострашнее нашего брата в этих лесах завелось и признаюсь, — даже на меня это нечто жуть наводит! — Грива залпом осушил кружку. — Куда старик скрылся?

— Это, как раз, я у тебя хотел спросить! У нас с ним тоже как-то всё не сложилось…

— Ар-рх, последыши… всё у вас вечно не так! — прорычал Грива и, встав из-за стола, медленно стал ходить из угла в угол. — Пару зим назад, как раз в ночь опосля Купала, чащу залило рыжее зарево. Мне всегда думалось, что я знаю в Темнолесье каждую сосну, каждую норку, но этот двор… От него никогда не доносилось ни скрежета мышей, ни вони дерьма. Любой шорох, любой малейший запах и я за версту бы учуял… Хитрец, Он спрятал свой дом сразу и здесь, и нигде, поэтому вас никто никогда не мог найти, только не в этот раз. Там, на пожарище, едкая гарь смешалась со сладким запахом крови от расшвырянных по земле ошмётков скота. Знаешь, богатырь, время волока может разменять и сотню кругов, так что мне многое довелось повидать, да только такого зверства, такого морового пламени, — не встречал. От дикости подхода к терзанию скотины, даже у меня вздыбилась шкура. Да…, что девку подрало, пришло и за ним! Там, где нашли её и здесь, — я чуял один и тот же запах: пустоты, холода и скомканной ярости. Он никуда не вёл, но заставлял чувствовать присутствие чего-то могущественного, черного и по-настоящему злого.

— Ты так радеешь за своих детей, твердишь, что они чуть-ли не нежные, как аленькие цветочки, хотя на деле — ничегошеньки о них не знаешь…

— Как будто ты мне можешь что-то за них поведать?! — Грива оперся кулаками на стол, наклонился к Яромиру и принюхался. — А-а-а, теперь чую… Ты их встречал?! Выкладывай, славич, скорее, покуда я не разозлился!

— Жути будешь на деревенских простаков нагонять. — Яромир показательно сделал несколько глубоких глотков. — Я тебя не страшусь!

Напитком оказалась травяная брага, весьма приятная на вкус. Старый охотник явно знал толк в хорошей выпивке.

— Твои такие замечательные сыновья, Грива, любезно оставили мне вот это на память, — Яромир оголил тело, сплошь прокрытое едва затянувшимися толстыми рубцами.

Грива нервно захрипел и медленно опустился на стул.

— Слушаю тебя, богатырь, очень внимательно слушаю.

Яромир очень подробно поведал о разбойной княжеской службе Кривжи и Патши.

Грива не перебивал и молча водил ребрами кружки по столу, только его глаза говорили сами за себя: тревогу сменяла злость, разочарование — гнетущая злоба.

Несмотря на видимое спокойствие Гривы, Яромир чувствовал, что тот в любой момент может потерять над собой контроль…

— Мы встретились, когда они устроили охоту за толстым языком…

Яромир осёкся и задумался.

— Продолжай. — мрачно прохрипел Грива. — Как ты ушёл живым? Что с моими сыновьями?

— Медведь…, меня спас медведь.

Грива неожиданно громко поставил кружку на место и бросил на Яромира полный удивления взгляд:

— Вот как, значит — медведь… — Грива задумчиво запустил крючковатые пальцы в седую бороду. — Дальше.

— По неведомой мне причине, Кривжа ринулся за ним, оставив Патшу добить меня…

Неожиданно руки Яромира затряслись и по спине пробежал неприятный холодок. Он сделал глубокий вдох, выдох и продолжил:

— Я оказался сильнее.

Тут Грива сорвался.

В порыве ярости стол полетел в стену с такой силой, что изба содрогнулась и трофейные головы