Ли Ховард и призраки поместья Симмонсов — Пирсов - Шон М. Уорнер

Глаза Боди засверкали алмазно-голубым блеском.

— Я всегда могу огреть ее по голове толстой книгой.

Ли весело усмехнулась. Ей показался забавным его тон: Боди как будто просил у нее разрешения.

— Нет, Боди.

Он обнял колени, прижал их к груди и, задумавшись, положил на них подбородок.

— Слушай! — воскликнул он. Его голова оторвалась от шеи и поплыла по воздуху, остановившись прямо напротив Ли. — У меня идея.

Ли зажмурила глаза. От отвращения по спине у нее пробежали мурашки.

— Поставь свою голову на место! Сейчас же!

Тело Боди поднырнуло под голову.

— Не знаю, сработает ли, но…

Ли приоткрыла один глаз и покосилась на Боди, не обращая внимания на то, что он говорил.

— Ты собрался в одно целое?

— Да-а, — протянул он с той особой саркастической интонацией, с которой умеют говорить только одиннадцатилетние мальчики.

Ли открыла оба глаза.

— Никогда больше так не делай. По крайней мере, рядом со мной. Теперь рассказывай, что у тебя за идея.

— Ну, я не знаю, получится ли мне это провернуть, но помнишь, как я показал тебе, как залезть обратно в окно?

— Я помню, — настороженно ответила Ли. Слияние с Боди было не самым приятным воспоминанием.

— Что, если, — воодушевленно продолжил он, — я поделюсь с тобой воспоминаниями о плене? Если у тебя будет больше опыта в столкновении с жестокостью, ты легче будешь относиться к выходкам этой ведьмы мисс Тери. Станешь сильнее, не проходя через все это насилие, понимаешь?

Сердце Ли бешено забилось. Ощущать его внутри своего разума, тела и души было чересчур странно. Чересчур противно. Ей бы не хотелось испытывать это снова, но ведь в первый раз она все не так поняла. Призрак ею не завладевал. Она не была им одержима. Боди просто делился с ней умениями, а не брал над ней контроль.

Прикусив нижнюю губу, она спросила:

— Как ты это делаешь?

Боди пожал плечами.

— Я не знаю как. Я только знаю, что могу это сделать, и все.

— А я это сделать могу?

— Нет, конечно. Ты не можешь переместить в кого-то свой дух. Ты ведь еще жива. Ты сама им пользуешься.

— Я хочу сказать, могу ли я тоже чем-то с тобой поделиться, пока ты в моем теле?

— Я… Я не знаю. Никогда об этом не думал. А теперь, когда думаю, мне кажется, я и не должен об этом знать.

Ли сделала замученное лицо. Ей надоело, что Боди все время говорит загадками.

— Это что, очередное правило, о котором можно знать только мертвым?

— Честно говоря, — ответил Боди, — я и этого не знаю.

Ли попыталась выпрямиться и расправить плечи. Тело пронзила такая дикая боль, что Ли невольно поморщилась. Эта боль помогла ей принять решение.

— Ладно, давай. Посмотрим, что из этого выйдет. Когда закончишь, задержись немного в моей голове, я попробую кое-что тебе передать.

Боди превратился в шар ровного синего цвета: сначала размером с колесо грузовика, затем — с баскетбольный мяч, следом — с бейсбольный и наконец — размером с пчелу. Он влетел в ее лоб, как пуля, и, не успела она подготовиться, как он уже проник в ее сознание. Все ее существо, все, что делало ее тем, кто она есть, будто начало обращаться в лед.

Сдерживая приступ тошноты, она закрыла глаза и изо всех сил сосредоточилась.

— Ты здесь?

В голове у нее пронеслась мысль:

— Да.

Но голос был не ее.

— Что теперь? — спросила она.

— Теперь я могу передать тебе свои воспоминания. Если хочешь.

— А сам ты не хочешь их передавать?

— Хочу, но раньше я этого не делал. Я не знаю, как это на тебе отразится, вот и все.

— Они могут меня убить?

— Нет. Я уверен, что не убьют, но как в прошлый раз точно не будет. Я передам тебе не просто воспоминание о том, как что-то сделал. Я передам тебе годы воспоминаний. Плохих воспоминаний.

Ли поежилась и сжала зубы.

— Ладно. За дело.

В ее разум бурным потоком хлынули ужасные картинки: вот она дрожит холодной ночью где-то на улице, вот работает в поле под испепеляющим солнцем, вот у нее в очередной раз урчит живот от постоянного голода, вот она уже десятый раз за день борется с мальчиками гораздо старше и больше Боди — старше и больше нее, поскольку видела она их будто собственными глазами, проживая эти воспоминания в собственной голове.

Боди становился все старше, и внутри у нее закипала ярость. Мальчишки уже не так легко выигрывали поединки. Она выучила некоторые движения и приемы, а еще усвоила урок: в конце ей из раза в раз нужно было проигрывать. Чтобы закончить поединок, приходилось пропускать финальный удар или пинок противника.

Но куда хуже было, когда ее избивали взрослые. Били жестоко и регулярно, почти каждый день. Не имея возможности защищаться, она могла прекратить страдания только одним способом: свернуться в комочек и выключить разум — полностью перестать думать, пока ее не перестанут бить.

И во всем этом кошмаре ее неизменно сопровождало жгучее, раздирающее душу одиночество. Сердце мучительно томилось без друга. Любое доброе слово значило бы среди этих ужасных воспоминаний так много, но доброго слова не было. О будущем она не думала: оно вырисовывалось уж слишком похожим на прошлое. День за днем ей твердили, что она никчемна, и она начинала этому верить. Она кричала от невыносимой боли — физической и душевной — и не понимала, кричит она наяву или у себя в голове.

— Эй, — произнес Боди внутри ее черепа, — ты в порядке?

Воспоминания развеялись и осели рядом с ее собственными. Они были теперь где-то далеко, но никуда не ушли: как осколки снаряда, навсегда застрявшие в сердце. Она ощущала себя так же, как раньше, но в то же время будто стала совершенно другим человеком.

— Я… Я в порядке, — запинаясь, ответила она вслух.

— Я пойду, — сказал Боди. — Можешь передать мне все, что хотела, как-нибудь в другой раз.

— Нет. Я не уверена, что снова когда-нибудь на это соглашусь. Это все слишком личное. Слишком много причиняет боли.

Плотно зажмурив веки, Ли представила, как стоит в своей комнате.

— Ты меня видишь?

Перед ней материализовался Боди. На этот раз вокруг него не было синей ауры — он был похож на обычного, живого мальчика.

— Я тебя вижу, — ответил он. — А ты меня представляешь таким, каким я был при жизни. Очень странно!

Ли вытянула руки ладонями вверх.

Боди испуганно посмотрел на них.

— Я ни к кому не прикасался уже больше ста