Хозяйка Северных гор 2 - Адель Хайд

К примеру, недавно я съездила к леди Лизбет, и она рассказала мне свежие слухи о том, что во дворец зачастил епископ Йоркский. – Представляешь, Маргарет, – сказала Лизбет, – если король Стефан решится заменить архиепископа Кентерберийского на епископа Йоркского, это перевернёт всю Англию. И, глядя на моё недоумевающее лицо, пояснила: – Епископ Йоркский дальний родственник короля. Но за архиепископом Кентерберийским стоит армия его брата, а там сотни баронов. И говорят, что архиепископа поддерживает Святой престол, и ещё у него связи с норманнами.

В общем, всё чаще во всех домах звучала информация о том, что норманны снова начали накапливать силу, и сплетни про то, что происходило в семействе французских королей. Говорили, что Элеонора Аквитанская начала бракоразводный процесс с Людовиком, и чем это грозило Англии, было непонятно. А я так вообще слабо могла себе представить последствия. И только переживала, что в прошлой жизни так мало уделяла внимания истории. А когда я спрашивала об этом Джона, он мрачно отшучивался, и я понимала, что ни он, ни его величество пока не готовы об этом говорить.

Так в этом странном напряжении прошло несколько месяцев, и наступила зима. Все готовились к празднованию Рождества. Зиля мне каждый раз докладывала, что лечение графа идёт нормально, но каждый раз намекала на то, что это скорее поддерживающее лечение, чем то, что способно вылечить его до конца.

А вот сын графа, Генри Честер, быстро поправился, ещё до наступления зимы встал на ноги, ему оказалось достаточно нормального питания и ухода. Хотя Зилины настойки ему тоже давали. И, как ни странно, и к моему большому удивлению, идея познакомиться с дочерью барона Фортрейн и провести в отдалении от столицы зиму вдохновила молодого графа. И он с небольшим отрядом действительно отправился на север, потому что в ответ на письмо Джона барон Фортрейн прислал восторженный ответ, что он будет безумно рад принять сына сэра Джона у себя в гостях и ждёт не дождётся встречи и знакомства с прекрасным молодым человеком.

Я не знаю, что произошло с Генри Честером в подвалах монастыря, но, когда я последний раз с ним говорила, у него из глаз исчезло безумие, которое напугало меня в Норфолке. На мой взгляд, он как будто бы повзрослел, и я была рада за Джона, и за его сына. И не стала ничего говорить со своей стороны по поводу того происшествия, когда разбойники, напавшие на нас на дороге из Норфолка, признались в том, что их нанял сэр Генри Честер. Я знала, что Джон знает и мне этого было достаточно.

Я собиралась выйти замуж за Джона и не хотела начинать семейную жизнь с того, чтобы между нами стоял поступок его сына, хотя и извинений со стороны Генри я не услышала.

Венчание мы назначили на месяц, следующий за Рождеством. Тянуть дальше было нельзя, потому что и я, и Джон, мы опасались того, что разрешение на брак могут отозвать. Король действительно решил поменять архиепископа Кентерберийского на епископа Йоркского, но пока согласие от Папы на это не пришло, и король Стефан сильно переживал по этому поводу. Ситуация сложилась двойственная, и мы с Джоном решили, что, чтобы не попасть между этими двумя огромными скалами, нужно вступить в брак до того, как кто-то решит этим манипулировать.

Удивительно, но в рождественскую неделю погода вдруг стала совершенно волшебной. Исчезла сырость, появился лёгкий морозец, дороги стали чистыми, и на улицах перестало вонять. Центральную площадь король распорядился украсить и даже залить каток. Да-да, как оказалось, уже в это время люди знали, что такое коньки*, правда, эти коньки представляли собой страшные две железные полоски, которые каким-то вообще непонятным образом умудрялись скользить, будучи привязанными к обуви, поэтому я не рискнула на них встать.

(*Об этом впервые упоминается в «Хрониках знатного города Лондона» 1174 года)

Но начавшаяся приятно прогулка обернулась тем, что Джон, видимо, подмёрз, или воздух был слишком холодный, а только он начал кашлять. Пока мы ехали домой, кашель усилился настолько, что Джон, закашлявшись, уронил платок на пол кареты. Я нагнулась, чтобы его поднять, и с ужасом увидела пятна на ткани. Джон быстро отобрал у меня платок и убрал его в карман.

Мы не стали говорить об этом, но мне стало не по себе.

В доме графини Моро, в тепле, кашель прекратился, и мы спокойно поужинали, в тёплой, почти что семейной атмосфере. Старая графиня с её тонким чувством юмора, умудрилась выудить из Джона последние новости, да ещё и придумать пару новых шуток.

После ужина Джон засобирался к себе, но я не отпустила его, и, с позволения графини, Джона устроили в одной из заново отремонтированных гостевых комнат на моей половине. Там было тепло и комфортно. В доме Джона такого не было, его дом был гораздо больше, и не все комнаты отапливались хорошо. Именно поэтому я настояла, чтобы он остался. Плюс здесь была Зиля.

Ночью я долго не могла уснуть. Я сидела на своей постели, чувствуя какую-то пустоту в груди, и поймала себя на мысли, что боюсь того, что болезнь Джона не отступит, и, что у нас с ним осталось мало времени. И тогда я подумала, а может быть, мне не стоит ждать свадьбы. Тем более, что я уже по местным меркам не такая уж и юная девушка, да и свадьба наша дело решённое и будет уже практически через две недели. Если я не сделаю этот шаг сейчас, вдруг потом будет поздно. И я решилась.

Я накинула шерстяную накидку поверх ночной сорочки и пошла в покои, выделенные Джону. Когда я зашла в комнату, мне показалось, что Джон спит. Но не успела я поставить подсвечник на небольшой круглый столик, как раздался хриплый, со сна, голос:

– Кто здесь?

– Ничего себе, какой чуткий сон у тебя, Джон, – сказала я, улыбнувшись. – Я так старалась не шуметь, чтобы тебя не разбудить.

Джон усмехнулся:

– Но ты взяла самый яркий подсвечник и светишь, словно рождественская звезда.

Я застыла в нерешительности, то что казалось простым и понятным вдруг стало неловким.

– Зачем ты пришла? – спросил он.

Я не стала отвечать. Прошла к кровати, сбросила накидку, залезла к нему под одеяло и прижалась. Его тело было твёрдым и горячим.

– Ты уверена, Маргарет? – тихо спросил Джон.

Я почувствовала, как тело его стало ещё жёстче, как