Ельник - Ульяна Ма

Он мог очнуться в любое мгновение. Бросить на нее немой взгляд, приподняться на локте, вернуть на место вывернутую руку. И его раны, по обыкновению, должны затянуться, образовав привычный покров толстой мраморной кожи. Мара склонилась к его голове, заглянув в глаза, так близко, как она их еще никогда не видела. Словно два стеклянных желтых блюдца, они бессмысленно таращились перед собой. Темные губы слегка приоткрыты, будто Дауд готовился сказать что-то краткое, но вдумчивое. Только страж молчал и молчал, а время тянулось, как деготь.

– Смотри, укусит, – внезапно раздался голос алхимика. Мара вздрогнула и неожиданно бодро вскочила на ноги, а старик, видя ее испуг, сипло рассмеялся. – Потрепали твою зверушку.

Она поежилась. Все тело трясло не то от страха, не то от холода. Носки из собачьей шерсти и теплое ночное платье уже не спасали от усиливающегося мороза по ту сторону маленького окошка. Мара бросила взгляд на дверь: она заперта на толстый дверной засов, но ничто не мешало княжне выйти, отправиться искать маму, Виктора или Галаю… Галая.

Зажмурившись на секунду, Мара тряхнула головой, прогнав кровавые воспоминания. Нутро подсказывало ей, что они еще нахлынут, обязательно вернутся, но к тому времени она уже будет в своей комнате, в своей постели, а у дверей будет стоять ее страж. Живой, невредимый, самый надежный в мире.

– Печку хоть растопи, – алхимик натянул верхнее одеяло до самого носа.

Возле покрытой копотью печи стояла небольшая дровяная кладка. Мара вогнала себе несколько острых заноз от березовых чурок, но из-за оледеневших трясущихся рук не чувствовала боли. Несколько спичек ушло на то, чтобы развести огонь, пока Мара не заметила возле кладки распахнутую книжку с выдранными страницами.

Затрещали дрова, и появилось горячее пламя. Мара отогрела ладони, прислонила теплые руки к холодным щекам. Лучше ей не стало, да и дело было вовсе не в холоде. Скользкий ужас притих в ее груди, ожидая лучшего момента, чтобы вырваться, завизжать, охватить ее огромными длинными ручищами.

Она не заметила, как снова села у Дауда. Аккуратно развернула его плечи и голову, уложив на спину. Он шумно перевалился, его тело хлюпнуло, но черная ладонь так и осталась держать мертвой хваткой шею. Теперь глаза стража уставились в потолок, но оставались все такими же немыми. Мара положила его голову себе на колени и бессильно провела мягкими пальцами по лбу. Холодная, твердая кожа.

– Помер, – хмыкнул алхимик, кося глаза на пол. – А разговоров-то было. Хваленый стражник. Вон, как раскромсал собственный сородич. Хотя какой тут сородич? То был настоящий нефилим, первозданный, такой, каким ему должно быть. А этот – очеловеченная игрушка для княжеской особы. Нефилимам ни говорить, ни выглядеть по-человечьи не пристало. Они убивать должны, этому речь и облик не помогают…

Его речь прервал кашель. Мара всхлипнула, две слезинки скатились по ее щекам и ударились о лоб Дауда. Даже на плачь своей подопечной страж не откликнулся.

– Не реви, – прокашлялся алхимик. – Подай мне лучше… на столе, там… кашицу пару дней назад варил. Еще должна быть нормальная.

Но старик быстро понял, что на столе не было ничего, кроме разлитых жидкостей, разбитых колб, земли из разрушенных цветочных горшков. То, что когда-то было его пищей, теперь разбрызгано по полу, а там, где затвердела черная масса – тело бывшего нефилима.

– Ай, – он бы махнул рукой, но они лежали под тяжелым слоем одеял. – Все равно скоро помирать. Может, до ночи дотяну. Ноги накануне отказали, какая ж тут жизнь. Может, не случись такого интересного события, я бы помер и в эту ночь. Но под конец жизни любопытно посмотреть на что-то, чего я еще не видел. О как.

После полудня от жажды начало вязнуть во рту. Ноги уже затекли, но Мара продолжала неподвижно сидеть, держа голову стража на коленях. Время от времени ей казалось, что он оживал, моргал или слегка двигал пальцами, но все это – лишь странное и страшное наваждение, которое развеивалась в ту же секунду.

По винтовой лестнице кто-то поднимался, и Мара прекрасно узнала звон металлического шага. Ее дыхание перехватило, а тот ужас, что затаился в груди, начал медленно подниматься из груди по горлу. Его липкие пальцы заставляли все внутри леденеть, а сердце то бешено колотилось, то замирало. В дверь постучали: громко, решительно. Затем дернули за ручку. Засов заерзал в пазе, но не поддался. Мара сделала то же, что делал Дауд: зажала свои уши крепко, как только могла, но даже так она слышала, ощущала, как за дверью дышит он.

– Откройте, стража, – раздался мужской бас, а затем все затихло. Старик алхимик, набрав в грудь воздух, шумно раскашлялся. За дверную ручку дернули снова, на этот раз сильнее.

Обезумевшими от ужаса мокрыми глазами Мара посмотрела на алхимика, а тот едко ухмыльнулся. Она изо всех сил закачала головой: нет, не выдавай меня, не выдавай! Прокашлявшись, старик вынул из-под одеяла руку и вытер влажные от мокроты губы.

– Да если б я мог открыть, открыл бы. А так у меня ноги отнялись уже два дня как.

– Ты там один? – мужской голос звучал строго. Мара сделала глубокий вдох и изо всех сил зажмурила глаза.

Легче не стало. Красные ковры, стены, потолок, красные мечи и доспехи мелькали перед глазами. Звон стали, крик, визг, грохот в ее голове звучали нестерпимо громко. Она поджала губы, закусила их зубами до крови, а руками сильнее зажала уши.

– А с кем мне, по-твоему, тут быть? Я заперт второй день. Выломали бы дверь да прислали лекаря.

Звон доспехов за дверью. Перешептывание. И звонкие шаги, спускающиеся по лестнице. Даже сквозь закрытые уши все эти звуки казались оглушительно громкими. Мара выдохнула, разжала покрасневшие окровавленные губы и вытерла их пальцем. Как ни странно, от вида собственной крови ей не стало плохо.

– Спасибо, что не выдали, – пробормотала она таким тихим шепотом, что старик был не в состоянии ее услышать. Но громче говорить она побоялась, хотя прекрасно слышала удаляющиеся шаги стражи.

– Чего это они хотят? – прокряхтел алхимик, заерзав в кровати. – Стражи что ли боишься?

– Я не знаю, – голос предательски дрожал, а тело заливало жаром. – Они пришли ночью. Нефилим и эти… ворвались и хотели меня убить. Преследовали. Истыкали Дауда мечами.

В конце концов, она расплакалась, стыдливо закрыв лицо руками, но слезы прошли так же быстро, как начались. Все события ночи вытеснялись из головы солнечным светом, который яростно бил в окно и заливал маленькую комнатушку.