Ельник - Ульяна Ма

– Не знаю. Мы были вдвоем: я и Дауд, – больше никто не пришел на помощь.

– Вот оно как. Надо ж. Ну, ежели княгиня убита, то это заговор…

– Нет, не убита, не убита! – Мара выкрикнула эти слова, но тут же в страхе заткнула рот ладонью. Алхимик словно не слышал ее крика, а продолжил:

– А ежели жива, то напали, получается, только на тебя. Ха-ха, вот оно как, выходит! Женушка моя права!

– Что выходит? – бессильно сквозь ладонь пробормотала Мара. – Зачем все это было? Галая мертва. Она никому зла не желала, никому!

– Ты же особенная девочка, да? – алхимик словно попытался встать с кровати, но его тощее иссушенное тело намертво к ней приковано. – Ты же можешь выращивать, творить жизнь? Как Всежива, м?

– Я не могу воскрешать, – ответила Мара, уставившись на каменное лицо стража. – И заживлять раны не могу.

– Ты можешь вырастить пищу. А из дерева люди срубят себе кров. Это и есть сотворение жизни, ты ее поддерживаешь, как поддерживали твои прабабки. Если бы не ваш род, крепости бы пришел конец. Пустыня охватила бы все сущее, уничтожила бы остатки жизни. Людям не спастись в этой неприветливой среде. Ты – балансир.

– К чему тогда охотиться на меня? – Мара помотала головой. Голос алхимика срывался на хрип, был влажным и булькающим.

– Вместе с жизнью ты продлеваешь страдания. Не будет тебя – не будет жизни. Не будет жизни – не будет страданий.

Отчего-то Мара ухмыльнулась, но сама испугалась этому. Снова поджав губы, будто пытаясь спрятаться от самой себя, она ощутила на языке вкус крови. Прокушенные губы все еще кровоточили, даже одна неровная капля стекла по подбородку, но уже засохла бурой нитью.

– Не обязательно умирать, чтобы прекратить страдания, – задумчиво протянула Мара, вытерев кровь указательным пальцем. – Вот, к примеру, у меня есть Марк. Его избили до полусмерти, но мама и наш лекарь его выходили. Скоро он начнет новую жизнь.

– А хотел ли он жить, когда мучился в агонии?

– Он приполз к моему окну. Значит, хотел.

Влажным от крови пальцем она коснулась темных губ Дауда. Замерев, и она, и алхимик устремили взгляды на его лицо, неподвижное и безразличное. Они ждали чего-то, сами не зная, чего именно, но это случилось: губы Дауда шевельнулись, он слизал каплю крови, не оставив от нее и следа. Мара, обхватив его голову ладонями, склонилась над его лицом так низко, как только могла, почти коснувшись своим лбом его лба.

– Ты жив? Дауд? Ты жив? Я видела, ты жив! Пожалуйста, скажи что-нибудь, скажи!

– Твой дружок умер, – пожал плечами алхимик. – Тут уж ничего не попишешь.

– Он не умер, – Мара перешла на хриплый крик. – Он только что съел мою кровь, ты сам это видел! Он жив!

– Я видел, – спокойно кивнул старик. – Все, что осталось живое от твоего друга – это звериная часть. Зверь очень голоден.

Мара засунула указательный палец себе в рот и надкусила его. Она совсем не почувствовала боли, только разливающуюся теплую кровь. Окровавленный палец она поднесла к губам Дауда, начав капать в полуоткрытый рот. Но кровь быстро сворачивалась, густые темные капли становились все мельче, а Дауд так и не приходил в себя. Алхимик мерзко смеялся, заливаясь то хохотом, то кашлем, и этот смех тяжелым раздражением оседал у Мары в горле. В конце концов, она метнула на него озлобленный взгляд и закричала:

– Да что смешного?!

Это только сильнее раззадорило старика. Сквозь смех и выступающие слезы Мара с трудом различила его слова:

– Ты хочешь напоить его капелькой крови? Эту… эту махину? – от смеха он даже начал покачиваться из стороны в сторону, рискуя упасть с кровати. – Ему нужно мясо, мясо! Человечина!

Мара аккуратно переложила голову Дауда на пол и заметалась по комнате. Смех, сталь, красный грохот снова звучали в ее голове. Она закрывала уши и молила алхимика замолчать, но он хохотал и хохотал, а его голова на тонкой шее болталась из стороны в сторону, как маятник на нитке. Не в силах терпеть нарастающий гул, Мара схватила с пола осколок глиняного цветочного горшка, на котором еще остались комья земли. Размахнувшись и закричав, она кинула этот осколок в старика, и он попал ему в лысую маленькую голову. Старик, вытаращив обезумевшие глаза, стал медленно наклоняться вбок, пока вовсе не вывалился из кровати. Его голое морщинистое тело распласталось по полу прямо около двери.

Наступила тишина. С ней пришла ночь.

Ночью засов двери отодвинулся сам, скрипнув в металлических пазах. Мара, укутавшись в одеяло, сидела на прежнем месте, держа голову Дауда у себя на коленях. В комнату, грузно ступая толстыми ногами, ввалилась Галая. Ее огромное тело неестественно переваливалось с бока на бок, руки безжизненно висели по бокам, а голова едва держалась на рыхлой шее. Дверь за Галаей закрылась с громким стуком, обдав Мару порывом ветра.

– Вот ты где, негодница, – задорно сказал нянин рот. – Пора спать, а ты сидишь тут.

Мара попятилась назад, а тело Галаи тяжело шагало на нее. Одеяло сползло с плеч, Мара уперлась спиной в стол, поднялась на ноги и забралась на его поверхность. Дальше –только окно. Галая тянула к ней огромные мягкие руки, от которых уже не исходило привычного тепла.

– В кровать. Пошли, – говорил ее рот, не переставая, – пошли, пошли, в кровать, в кровать, в красную кровать, красную кровь, в кровь, в кровать…

Мара встала на столе и распахнула окно. За ним гудела такая темнота, что не видно, где кончается башня и начинается земля. Тьма густым облаком окутывала все вокруг и стала проникать в комнату. Печь почти потухла, слабое пламя едва освещало тучную фигуру Галаи.

– Ну куда же ты? – спросил ее рот. Тут ее голова, едва болтающаяся на шее, рухнула сначала на плечо, а потом упала на стол. Тело Галаи накренилось, из среза на шее начала хлестать горячая кровь, попадающая на лицо и платье Мары. Не в силах выдавить и звука от сковывающего тело ужаса, Мара соскочила со стола, как раз вовремя, ведь тело няни рухнуло на него. Стол слегка затрещал под навалившимся весом, а голова скатилась на пол и оказалась прямо под ногами Мары, слегка коснувшись ее ступней.

– Что ты наделала, Марена, м? – осуждающе спросила голова, тараща черные глаза на молодую княжну. – Что ты сделала со мной? Я же говорила тебе идти спать!

У кровати захрипел алхимик. Он перевернулся на спину, едва найдя в себе силы оттолкнуться от пола тоненькими руками. Его тело