Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

следующий миг лицо женщины отразило решительность. Срывая с себя окровавленные одежды, она задумала скрыть кинжал. Скрыть то, что случилось здесь. Ведь не она, не она виновата! Кто-то другой должен ответить.

Жрица, говорящая с мёртвыми. Только пусть не ведает, не спрашивает, не ищет…

Испуганный взгляд сменился решительным и холодным.

«Тебя ждут смерть и забвение».

Шепсет толком не чувствовала собственное тело и едва осознавала. Кажется, её куда-то несли, бережно укутывали в тепле, в темноте. Всё проносилось вспышками, больше похожими на туманные сны. Восприятие расслоилось. Иногда она видела тёмные воды, мерцающие, словно ртуть, и скользящие вокруг неё силуэты мёртвых.

Но ещё прежде ей привиделась озарённая огнями ночь. Воин с хопешем и тяжёлым щитом, один против целого отряда. А рядом была собака… чудовище в образе собаки, вестница Богини, облёкшаяся плотью. Она осталась, чтобы защищать его.

Хриплый вой, от которого у смертных стыла кровь, рассёк ночь, полную тревог и страхов. Вестница Богини призывала своих. Но храмовая стая защищала обитель Инпут – старшие дети Богини не могли прийти на этот зов. И тогда пришли младшие. Все собаки, обитавшие в городе, явились к пристани, когда воин уже проигрывал неравный бой, но исполнил то, что задумал, – дал время, дал путь к отступлению. Это его намерение горело в нём ярче, чем даже желание выжить.

Воин был ранен и измождён боем. И всё же до последнего он пытался защитить вестницу Богини, но в какой-то миг не успел… Иногда достаточно одной единственной стрелы, пробивающей грудь навылет. Одной единственной, чтобы поразить даже сотканное из теней Дуата чудовище.

Младшие дети Инпут оттесняли людей волной, похожей на бурные воды порогов Итеру. Крики тонули в рычании, лае, вое. Инпут не была враждебным Божеством – она любила покой и тени, заботилась о душах. Но её ярость за вторжение была велика, и той ночью многие познали её – и в храме, и на пристани…

В следующем видении воин затаскивал раненую чёрную собаку в лодку, прижимая к себе, заслоняя. Никому уже не было дела до их побега в царящем вокруг безумии. Чёрные воды Итеру плескались о тростниковые борта, так похожие на мерцающие воды глубинных рек Дуата. И воин так устал, что то и дело проваливался в полузабытье, доверившись течению.

Эхом внутри отзывались слова мёртвого жреца: «Не забывай видение, которое открыл тебе Сет. Береги свою спутницу, как она бережёт тебя. Она – твоя сила и твоя слабость, та, кто вернул тебя. Через неё тебе могут навредить, если узнают…»

* * *

Когда жрица пришла в себя, ослабевшая, вокруг было темно. Мрак разгонял только крохотный трепещущий огонёк масляного светильника.

Шепсет лежала на циновках, накрытая плотным покрывалом. Казалось, рядом никого нет. Но стоило ей пошевелиться, приподняться, как тень у двери, которую она не сразу заметила, сдвинулась. Спутник дремал сидя, откинувшись к стене, но, почувствовав её пробуждение, резко поднялся и приблизился.

– Я знаю, где их искать, – хрипло прошептала жрица. – Моя Хека совсем рядом. Пойдём!

Рыжеволосый кивнул, провёл ладонью по лицу, прогоняя остатки сна.

– Ты можешь сказать мне, – заметил он, – и я найду их сам. Тебе лучше сейчас никому не попадаться на глаза. Да и выглядишь ты, прямо сказать…

– Как мёртвая? – усмехнулась Шепсет. – Не первый раз. И объяснить я тебе не смогу – могу только показать. Нам понадобится лодка. Ты ведь ещё не успел вернуть её тем щедрым людям, я полагаю?

Рыжеволосый тихо рассмеялся.

Снаружи царила ночь. Вдалеке лаяли собаки, и Шепсет невольно вспомнила свои видения. Сейчас её тянуло к реке, а перед мысленным взором она видела заросший берег, нечто вроде небольшого островка.

Они шли по какому-то селению – Шепсет не любопытствовала, где они и сколько времени прошло. Жрица не могла даже позволить себе думать о падении Хэр-Ди, о судьбе своих близких, потому что это сломило бы остатки её воли. И потому сосредоточилась на ближайшей цели, которая, без прикрас, была вопросом жизни и смерти: она должна воссоединиться с Хека.

Рыжеволосый помог взобраться на лодку, и девушка указала ему направление. Ощущение было таким явственным, словно её тело, как тело Усира, оказалось рассечено на части, и сейчас она искала недостающую. Лишь теперь Шепсет в полной мере осознавала, насколько крепка её связь с Хека. И без Хека её просто не было бы на земле.

Тёмное небо было затянуто дымкой, сквозь которую проливался лунный свет. Привычные очертания домов и зарослей у реки приобретали мистические очертания, словно они проплывали пейзажи Той Стороны вместе с Ладьёй Ра, совершавшей своё еженощное путешествие.

Её спутник старался держаться берега – в серебристых отблесках на глади Итеру они были бы видны как на ладони. Ночь стояла безмятежная, совсем не как та, в обрывочных видениях Шепсет.

– Ты уверена? – тихо спросил рыжеволосый, когда они совсем отдалились от селения.

Шепсет лишь кивнула, неотрывно вглядываясь в тихие воды. Сама её суть неумолимо рвалась вперёд. Хотелось прыгнуть в воду, плыть, покуда хватит сил и дыхания, только бы быстрее, быстрее добраться до Хека, прижаться, поделиться с ней самой своей жизнью – вот этой, взятой взаймы. Только бы всё было хорошо… Другие мысли были о Нахте, такие печальные и такие настойчивые, что внутри понемногу вызревало решение, единственно правильное.

Впереди, наконец, показались островки. На таких частенько отдыхали рыбаки, если только какой-нибудь из островов не становился логовом речных хищников. Печальные истории тоже приключались не раз. Сердце забилось быстрее от тревоги – не дайте Боги. Что же это будет за судьба, если они ушли от воинов Амона, но встретятся с кем-то из голодных детей Себека[62].

Шепсет безошибочно определила нужный островок, на первый взгляд ничем не примечательный среди остальных таких же. Пальмы прорезали ночное небо, и берега заросли папирусом выше человеческого роста. Лодка буквально увязла в них, и рыжеволосому пришлось едва ли не прорубать путь. Но это место в самом деле было надёжно скрыто от любопытных глаз, не только ночью, но и днём. Неудивительно, что Нахт его выбрал.

Шепсет устремилась за своим спутником, пробираясь сквозь плотные стебли, прикрываясь от хлеставших верхушек. Ноги вязли в болотистой почве, калазирис безнадёжно вымок. Но боль в груди понемногу стихала, чем ближе была Хека. Жрица поняла вдруг, что до сего момента не могла даже сделать полный вдох.

Шума они вдвоём производили столько, что проснулся бы не только любой дозорный, но и все окрестные хищники. Девушка морщилась, но и тише идти не получалось. Рыжеволосый не стал испытывать