Ли Ховард и призраки поместья Симмонсов — Пирсов - Шон М. Уорнер

— Выбор верный, — сказал Начо, поднимаясь с места водителя.

Он повернулся к мужчинам, загородившим дорогу.

— Грузите их. И чтобы ни царапины. Калечить их не в интересах организации. Если что-то пойдет не так — и не важно, по чьей конкретно вине, — вы все покойники. Уяснили?

Мужчина, ударивший прикладом винтовки по капоту лимузина, сделал шаг вперед.

— Мы погрузим вас в кузов вот этого грузовика, — сказал он, кивая в сторону стоявшей впереди фуры. — Вас свяжут и заклеят рты скотчем. Приятного мало, но это не значит, что должно быть совсем неприятно. Зависеть будет от вас.

— Вы только посмотрите, — съязвила Мира, — похититель, который считает, что у него есть манеры.

— Это мое первое похищение, — сказал тот, сверля Миру взглядом каких-то мертвых, акульих глаз. — Обычно меня нанимают кого-то убить. Поэтому, чтобы это оставалось похищением, будьте так добры, полезайте в грузовик. Или предпочитаете, чтобы это стало убийством?

Ли взяла Миру за руку.

— Все будет хорошо. Пусть делают, что они там собираются делать. Они чего-то от нас хотят, и, похоже, мы им для этого нужны живыми.

— Полагаю, Ли права, — сказала Пег. — Не провоцируйте их, и, думаю, они нас не тронут.

Все тронулись в сторону кузова, и тут Начо сказал:

— Ли, стой. Ты поедешь со мной впереди.

— Черта с два она с тобой поедет, — огрызнулся Тристин, ринувшись вперед.

Один из бандитов развернулся и ударил его прикладом по животу. Тристин свалился на землю, и Ли услышала, как из его легких вырвался воздух.

— Папочка! — закричала Мира, бросившись к нему. Пег уже сидела с ним рядом.

Двое мужчин приблизились к ним, оттолкнули от Тристина Миру и Пег, а затем поволокли его к грузовику.

— Полегче, — скомандовал Начо. — Не забывайте, они должны остаться целыми и невредимыми.

Он взял Ли под руку.

— Сюда.

— Убери от меня свои грязные руки, — сказала она, вырываясь.

Начо поднял вверх обе руки, как бы сдаваясь.

— Как скажешь. Я не хочу делать тебе больно.

— Ты уже сделал мне больно, — сказала она. — Больнее, чем если бы ты решил избить меня до смерти.

И она пошла к кабине грузовика. Проходя вдоль кузова, она поняла, что это не обычный грузовик. Его кузов был грузовым контейнером, стоящим на платформе.

— Вы везете нас на грузовой двор? — спросила она.

— Понимаешь, — сказал Начо, поравнявшись с ней, — именно в этом твоя проблема. Ты слишком умная — себе на беду. Нам нужно узнать все, что знаешь ты. Что рассказал тебе отец — конечно, наверняка ничего, — но еще: что ты выяснила сама. Если бы ты просто со всем смирилась и спокойно жила бы дальше, всем вам было бы лучше.

Ли забралась в кабину. Сзади до ее слуха доносились распоряжения Начо.

— Вяжите покрепче, но не переусердствуйте. Наша цель — запугать их и лишить всякой надежды, но главное, чтобы они остались невредимы. Когда закончите, погрузите машину во второй грузовик и отвезите на разборку. Чтобы к утру все ее части уже валялись в разных концах страны.

Он начал было подниматься в грузовик, но Ли не сдвинулась с места.

— Полезай назад, — скомандовал Начо.

В кабине был спальный отсек, и Ли, за неимением выбора, протиснулась туда через зазор между сиденьями. Она отдернула занавеску, отделявшую спальный отсек от места водителя, и зашла внутрь.

— Это для меня? — спросила она, кивая в сторону рулона изоленты, валявшегося на полу.

— Только если вынудишь меня его применить, — ответил Начо, забираясь в отсек следом за ней.

Не отрывая от него взгляда, Ли попятилась к дальней стене.

— Ты соврал. Знаешь же, что соврал.

Начо стиснул зубы.

— Соврал? О чем это?

— Нам с тобой не о чем говорить, так ведь? Ты собираешься убить меня.

— Да, собираюсь. Мне очень жаль, Ли. Честно, мне действительно очень жаль.

Ли никогда не любила тишину, но в этот раз была благодарна Начо за то, что весь путь он молчал. Ее последний путь.

Когда они приехали, Начо приказал ей выйти из грузовика. Контролируя, чтобы все было сделано правильно, он следил, как грузовой контейнер поднимают с платформы и ставят к сотням точно таких же контейнеров, среди которых они оказались.

Когда Начо велел ей двигаться, Ли почувствовала себя собакой, которую цепями приковали к шлакоблокам и заставили, несчастную, тащить их за собой. Ее разбитое сердце с каждым шагом болело все сильнее. Глаза заволокли слезы. Она не разбирала, куда идет. С трудом волоча ноги, словно сломленный, потерпевший поражение боец, она споткнулась о собственную ногу и полетела на землю.

— Я думала, мы с тобой друзья, — надрывающимся в отчаянии голосом сказала она, пытаясь подняться.

— Так и есть, — ответил Начо. — Но это не меняет того, что мне придется сделать.

Утирая слезы ладонью и не обращая внимания на направленный на нее пистолет, Ли повернулась к нему.

— Как ты можешь такое говорить? Как можно желать человеку добра, а потом поступать с ним так, как ты сейчас поступаешь со мной?

— Это все равно что находиться в разных комнатах одного дома, понимаешь? В одной комнате мы друзья. В другой — я тебя убиваю. От первой комнаты при этом, конечно, как бы и следа не остается, но если я этого не сделаю, то сгорит весь дом. Понимаешь?

— Нет, не понимаю! — закричала Ли. — Кто тебя заставляет? Если этот твой дом стоит на убийстве друзей, так уж ли он хорош? Так уж достойно ли в нем жить?

— Я и не говорил, что достойно. Просто такова моя жизнь. Если я, конечно, не захочу вернуться к прежней. Той, в которой я был сломлен. Запуган. Одинок. Я выбрал жизнь, в которой я больше никогда не буду тем напуганным маленьким мальчиком. Я знал, что с картелем я обречен остаться им навсегда, поэтому решил смотреть выше и присоединился к тем, кто контролирует их. Теперь все боятся меня. Я вернул себе жизнь и отдавать ее обратно не собираюсь. И если для этого мне придется совершать в этой жизни плохие поступки, то так я и буду делать. Тем более тебе все равно не жить. Если это сделаю не я, то кто-то другой. Разница в том, что если это буду не я, то не жить и мне тоже.

Ли выпрямилась.

— Я бы отдала за тебя жизнь.

— Я верю, — кивая, с улыбкой ответил Начо. — Но я ни за тебя, ни за кого другого умирать не собираюсь.

Ли усмехнулась уголком рта.

— Неужели ты не видишь, что из-за этого ты все так же запуган