Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

Изначально наша цель была благородной, или, по крайней мере, казалась таковой: выбить у нерадивого правительства хоть крохи продовольствия и спасительные порошки от болезней. Но, как это часто бывает, благие намерения загнили на корню, едва столкнувшись с реальностью. Голод ослепил, жажда наживы разъела остатки дисциплины. Бунт мгновенно скатился в хаос, где каждый был сам за себя. Улицы Кирогуро превратились в арену безумия: крики, лязг металла, горящие лавки, разграбленные склады. Благородные цели рассыпались в прах, уступив место животному инстинкту выживания. Оружейные залпы королевской гвардии тонули в общем гуле мародёрства и кровопролитных стычек. Это был не бунт за идеи. Это был бунт отчаяния, пожирающий сам себя.

Когда хаос поглотил Кирогуро, я оказался в самом эпицентре. Группа солдат хотела ворваться в госпиталь, где мирные жители прятались от бесчинств вояк. Я пытался призвать к порядку, достучаться до разума солдат, но голод и безумие уже взяли верх.

Там меня и схватили. Это произошло так быстро, что я ничего не успел осознать. Внезапный удар по голове, — и всё исчезло во мраке. Позже я очнулся в маленькой тесной камере, куда меня притащили королевские гвардейцы. Трое суток я просидел, практически без еды и воды, прежде чем ко мне явился молодой дознаватель по особо важным делам.

— Вэлиан О'Рэйнер, — тихом проговорила я и вздрогнула.

В памяти тотчас проплыла полутёмная камера с серыми стенами, тусклым светом и посеревшим лицом крайне худого и измождённого человека. В горле запершило от невесть откуда взявшейся спертой сырости. Так вот чей образ я увидела тогда в галерее! Это был Сержан!

Вот только почему я увидела именно его, а не кого-то другого? Ведь, наверняка, он был не единственный, кого Вэлиан допрашивал в дни тех страшных событий.

— Не знаю, Эжена, — пожал плечами Сержан и тяжело вздохнул. — Можно только строить предположения. Например, что Вэлиана до сих пор гложет чувство вины. Хотя это не самое лучшее качество для такого человека, как он.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что сожрут и не подавятся. — Призрак горько усмехнулся. — В бешеной гонке к власти побеждает тот, у кого меньше совести и сожалений. Впрочем, О'Рэйнер крепко сидит в своём кресле. А, значит, умеет держать свои чувства под контролем, — помолчав, он добавил: — Самое обидное, что меня схватили даже не королевские гвардейцы. Свои же! Они приняли меня за предателя. Последнее, что я видел — грязные сапоги и мелькающие тени надо мной, осыпающие проклятиями. Когда стало ясно, что им не выстоять против гвардии, меня передали, как одного из зачинщиков бунта, приписав мыслимые и немыслимые преступления.

Сержан замолчал.

— А Вэлиан? Почему он не помог вам, если вы были невиновны?

— А что он мог сделать? — призрак покачал головой. — Всё было против меня. Да, я был среди тех, кто начал этот мятеж. Глупо было бы отрицать это. Но в тот момент я даже представить себе не мог, во что он выльется. Впрочем, надо отдать О'Рэйнеру должное. Если бы не яд морлина, меня бы ждала куда более позорная участь. А так… Внезапная остановка сердца и быстрая смерть. Теперь я его должник. И пока не отплачу ему, мне не знать покоя. Уж такова посмертная клятва. Но ей-ей, я нисколько не жалею. К тому же, я не раз убеждался, что Вэлиан — человек чести. Если бы её у него не было, меня расстреляли бы вместе с остальными.

Я нахмурилась и перевела взгляд с призрака на окно. Ситуация казалось абсурдной, но кто знает, как правильно поступить? И есть ли вообще хоть какое-то правильное решение? Возможно, выполнять мелкие поручения после смерти — не такая уж и большая плата за лёгкую смерть.

За окном мелкий, моросящий дождь тонкими нитями вышивал узоры на стекле. Потемневшие от влаги кроны деревьев печально покачивались под порывами ветра.

Казалось бы, самое время предаться меланхолии. Особенно в такую погоду. Однако с улицы доносился гул голосов спешащих на занятия студентов: отрывистый смех, нервозные выкрики и заливистая ругань тех, кто опаздывал на лекции. Этот шум, такой далекий от моих мыслей о мятежах и призраках, был чуждым, но в то же время успокаивающим. Он словно возвращал меня в другую, более привычную реальность.

«Ох уж эти студенты! — промелькнуло в голове, — Живут рядом с Академией и всё равно ухитряются опоздать!»

И тут меня прошиб холодный пот.

А ведь преподаватель тоже опаздывает. И этот преподаватель — я! Вся меланхолия моментально улетучилась, уступив место паническому осознанию собственной безответственности.

Я перевела взгляд на кухонные часы, а потом бросилась в комнату одеваться. До начала лекции оставалось семь минут. Мне полагалось быть за кафедрой, а не здесь, разглядывая монохромный мир за окном и слушая болтовню Сержана. Ругаясь себе под нос, я влезла в платье и, схватив ридикюль, выскочила из апартаментов. Ох и влетит же мне от Фицпатрика, если он поймет, что меня нет на рабочем месте.

Что ж, позор — это тоже опыт, но сегодня он будет особенно острым.

Пожалуй, никогда прежде я так не неслась на работу, как в то утро. В туфлях хлюпала вода из лужи, в которую я ухитрилась угодить перед входом в Академию. По лицу стекали струйки ледяного дождя, неприятно липли волосы ко лбу, а в голове крутилось: «Семь минут! Семь чёртовых минут!»

Главная лестница Академии уже была пуста. От стен гулко отскакивало эхо быстрых шагов. Я перепрыгивала через ступеньку, стараясь не думать о том, как жалко и смешно сейчас выгляжу. Мало того, что опаздывала на собственную лекцию, так ещё и вид был, как у драной кошки, угодившей под ливень. В голове мелькнула мысль, что неплохо было бы для начала привести себя в порядок, а потом уже идти к студентам. Однако воображение тотчас нарисовало картину, как беспризорные курсанты разносят учебное здание, и я прибавила шагу.

Поднявшись на третий этаж, я проскочила под аркой и за поворотом нос к носу столкнулась с Фицпатриком. Сердце лихорадочно стукнулось о рёбра и провалилось куда-то вниз. Скрестив руки на груди, ректор стоял с абсолютно невозмутимым лицом.

— Опаздываете, госпожа де Вальдан. — Он говорил ровно, чуть растягивая слова. В голосе слышалось ехидство, которое он, кажется, даже не собирался скрывать. — Ваши курсанты, должно быть, уже начали обсуждать самые невероятные причины вашего отсутствия. Может, вас похитили призраки? Или… — Фицпатрик сделал многозначительную паузу. Он окинул меня взглядом, и тонковатые губы исказил оскал холодной неприязни. — Или вы были заняты более интригующими делами? С господином министром, например?

Едкий стыд