Повелители драконов: Земля злого духа. Крест и порох. Дальний поход - Андрей Анатольевич Посняков

– Нож, топор, долото, тесало… Хорошо бы доски хорошие, ну, те, что для ремонта стругов… Немного и надо-то!

– Добро, добро, сыщем все, еще и людишек дам в помощь.

Девчонка замялась вдруг:

– Так, может, я и сама бы…

– Приказом не буду… Михейку Ослопа попрошу – не откажет. Согласна на Михейку-то?

– На Михейку? – не выдержав, Настя хохотнула в кулак. – На Михейку – согласна! Только как бы он мне все не поломал, этакий-то медведюга.

– Не поломает, – с улыбкой успокоил Иван. – Он у нас и силен, и не глуп, да и рукастый – все, что покажешь, то и изладит.

Посмеявшись, Настя вернулась обратно к шатру – честной девушке с молодым мужчиной долго болтать не пристало.

Ах, конечно, прекрасно Иван понимал, кого бы хотела Настена себе в помощники… понимал, но не мог пойти, невместно то атаману! Возлюбленная тоже все хорошо понимала – не дура. Понимала, да… Но грустила от того не меньше.

И как вскоре оказалось – зря!

Вечером, тщательно рисуя на бересте чертеж, молодой атаман о чем-то болтал с отцом Амвросием, а потом даже с ним на некоторое время уединился – видать, что-то важное промеж собой обсуждали, даже Афоню послушника прогнали подальше.

Священник первое время кривился, а потом махнул рукой, улыбнулся… видать, уговорил его в чем-то Иван. А и правда чем он хуже Кольши-кормщика? Тот ведь с Авраамкой своей обручился тайно… Вот и атаман…

Уже темнеть начинало, да много времени все не заняло: Еремеев ни от кого не прятался, просто с чертежом берестяным подошел к Насте: пойдем, мол, что да как растолкую… Девушка со всей серьезностью кивнула, пошла…

А на дальнем струге уже поджидал их отец Амвросий в парадной, голубой, с золотым шитьем, рясе…

– Согласна ли ты, дщерь?

– Согласен ли, сын мой?

Вот так вот и совершили помолвку – буднично, в тайности, без гостей… Но как приятно было Насте! Девушка прямо сияла, да и Иван выглядел каким-то глуповато-радостным, так, что даже священник не выдержал, рассмеялся:

– Э, ну и улыбка у тебя, Иване! Ну, что – к кострам?

Атаман махнул рукой:

– Ты иди, отче… А мы пока тут… Вон, на лугу-то цветов нарвем.

Настя выглядела не только счастливой, но и нарядной – белая, с вышивкою по вороту, рукавам и подолу, рубаха, синий сарафан с маленькими серебряными пуговицами, больше для красоты пришитыми, на ногах – красные татарские туфельки-черевички, украшенные мелким речным жемчугом. Все из Кашлыка трофеи!

Покачивался на мелких волнах стоявший у берега струг, сверкало оранжевым золотом клонившееся к воде солнышко – настоящее, родное… Другое – колдовское – солнце понемногу начинало пригасать, шаять, словно в костре дрова, да, как и всегда, вечером, переливаясь перламутрово-сиреневыми сполохами. И тоже ведь вроде бы ничего – красиво! Особенно – отражаясь в воде, вот уж настоящая сказка!

– Ах, до чего же тут хорошо! – потупив взор, шепотом промолвила Настя. – И… просто не верится…

Она украдкой глянула на золотой, с загадочным синим сапфиром, перстень, подаренный атаманом… да нет, уже не атаманом – суженым!

– Да… хорошо… славно… – подойдя ближе, Иван обнял девчонку за талию, заглянул в очи – карие, с золотистыми чертиками…

Заглянул и кое-что в этих очах прочитал…

– Главное, мы тут одни… И цветы – вон…

Насчет цветов Еремеев был прав – на лугу их цвело множество, самых разных: розовый клевер, сиреневый иван-чай, желтые кувшинки и лютики, трехцветные фиалки, васильки, колокольчики, шиповник… А чуть ближе к рощице, средь соцветья ромашек, виднелись еще какие-то цветы, необычные, с распустившимися бутонами бархатисто-алого цвета и пряным запахом неги. Странные цветы… может быть, здешние, северные, порожденные жаром колдовского солнца?

Что же касается того, были ли влюбленные сейчас одни… Как посмотреть. Если вдруг заглянуть в небольшой омуток, невдалеке от стругов, то там, глубоко в воде, можно было бы заметить мелкозубого ящера с ластами и вытянутой острой мордой. Ящер не ловил пастью рыбу, не выглядывал из воды, не смотрел плотоядно на Ивана с Настей, а просто сидел себе спокойненько, словно стреноженный, дожидавшийся своего хозяина, конь.

Взявшись за руки, влюбленные шагали по колено в траве, кругом расстилалось разноцветье цветов, порхали бабочки и стрекозы, пели жаворонки, белели стволами березки.

– Как у нас, в Усолье, – повернув голову, прошептала Настя. – Помнится, как-то на Ивана Купалу мы с девчонками на заливной луг пошли… А жарко было, мы сбросили с себя все, да в речку – купаться… Только обратно собрались вылезать, глядь – а там парни! Не так просто пришли – качель ладят. А нам то уже и холодновато стало, зуб на зуб стучит…

– И что? – улыбнулся Иван. – Прогнали парней-то?

– Не-а, – девушка тихонько засмеялась. – Так, чуть в сторонке и выбрались… Парни глянули – аж чуть бревна в речку не упустили. А посмеялись, да убежали! Ах, Иване, березки-то тут, ромашки… Прям как у нас!

– На наши места тоже похоже…

Атаман уселся в траву, потянул за собой Настю – девушка не сопротивлялась, уселась рядом, повернулась…

Приоткрытые губы влюбленных слились в поцелуе, напоенном запахом медвяных трав. Иван обнял суженую, погладил по плечам, по спине… спустил с левого плеча синюю лямку сарафана…

Закусив губу, порывисто сбросил с себя рубаху:

– Жарко…

– Мне тоже…

Сарафан полетел в ромашки, красные черевички – в лютики…

Иван растянулся в траве, раскинув руки, и Настя, прикрыв глаза, прильнула к нему, с пылом целуя в губы…

– Ах, Иване… я так… так давно…

– Любушка моя… люба…

Каштановые локоны девушки упали атаману на грудь, в карих глазах сверкнули золотистые искорки, сквозь тонкую ткань рубашки обдало теплом, таким, от которого в прошлые времена Иван, верно, залился бы краской, а уж о Насте и говорить нечего!

Раньше да… но не сейчас, не нынче!

– Подними руки, любушка…

Молодой человек медленно стянул с возлюбленной рубашку, отбросил в траву, кончиками пальцев лаская нежную шелковистую кожу… Вот волосы… вот нежная шейка… твердые ямочки позвоночника… еще одни ямочки, ниже…

Девушка застонала, снова прикрыв глаза:

– Ах, милый… ах…

Она не отворачивала лицо и ничего не стеснялась: чуть приподнявшись, сама положила ладони любимого на свою грудь, попросила:

– Погладь… так… так…

Потом перенесла теплые ладони суженого на талию, сама опустила руки вниз… прижалась животиком, пупком… со стоном выгнулась, чувствуя, как твердые и одновременно нежные объятья любимого уносят ее куда-то далеко-далеко в небо!

– Ах, милый…

– Люба моя, люба…

Как нравилась Ивану Настя! Всегда нравилась, еще с первой их встречи тогда, в Кашлыке. А уж потом… а