Былые - Брайан Кэтлинг

и трогал вещи, возвращал свою власть над ними, сдвигая на несколько дюймов. Или поднимал, отпирая предыдущую гравитацию чужеродного положения. Поднял наплечную сумку и мигом почувствовал мокрый запах. Разорвал ее, готовый напасть и придушить что угодно живое внутри. На стол выпали бумаги, деньги и прочие пожитки. Золотые карманные часы с гравировкой от Сирены — на месте. Он вертел враждебную сумку, как раненого зверя. Держал за глотку, врывался в боковые карманы. Когда дошел до самого мокрого, понял, что же пропало и почему сумка обтекает. Выронил обмякшую кожу на пол и поднял мачете по дороге к постели. Там его нетерпеливо дожидалась усталость, и он отдался ей. Отдался всему что угодно, зная, что остался без защиты и друзей. Сегодня в палатку вторглась его собственная смерть и забрала она единственное, что он действительно ценил. Нассала на его надежды и пометила территорию внутри его жизни. Он надеялся, она тотчас вернется через разрез и заберет его самого, будет бороться, пока он рубит ее безжалостный напор. Но в своей проседающей кровати и своем утомленном сердце он знал, что сперва оно пойдет за девушкой.

За ночь дождь усилился, падал быстро и вертикально, поджидая, когда к его сезонному приходу присоединятся ветры. Палатки и неподвижные вагоны окружались лужами. В каждую расщелину и углубление проскальзывала вода. Перкуссия листьев и брезента напоминала океан и днем звучала громче всего. Внутри вагонов было как в барабане.

Твердое лакированное дерево упиралось перед натиском. Но никто не проснулся его выслушать; дождь производил противоположный эффект, барабанящая жидкость находила родство с сердцем, качающим кровь, протискивалась через клетки сна в тугих ночных мозгах. К утру она сошла на нет, и над лагерем повисло марево. Жар людей проминал непосредственный климат, их жилища дымились от этого эффекта.

На следующее утро Измаил настоял, чтобы лагерь во время поисков остались охранять двое полицейских. Вирт согласился без спора.

Они прорубали в лесу другой изгиб, когда поверх шуршащих листьев и шипящего дождя раздался выстрел. Все встали и сняли оружие одним движением. Вирт взглянул туда, откуда донесся грохот.

— Кто стрелял? — рявкнул он.

Откликнулся последний в цепи, и Вирт поспешил к нему.

— Там кто-то шел за мной… э-э, за нами! Я чувствовал его последние два часа. Потом оборачиваюсь — а он там, позади.

— Попал?

— Наверняка, он был так близко.

— Говорил с ним?

Кранц — один из полицейских — не понял вопроса. Воззрился на Вирта, шевеля губами, словно пытаясь поймать зубами смысл. Вирт взглянул Кранцу через плечо.

— Где тело, боец?

Вирт прошел назад по тропе, уворачиваясь и двигаясь боком в непредсказуемой манере, метая взгляды под кусты, поводя винтовкой взад и вперед. Сержант уже когда-то успел примкнуть треугольный секционный штык, и его полуметровый шип поблескивал под дождем. Измаил был наслышан о них от Небсуила. Треугольная рана не могла закрыться естественным путем, и такие ранения становились кошмарами для полевых хирургов. Треугольный штык был запрещен, уже много лет вне закона.

Вирт остановился и заорал.

— Сюда, боец!

Кранц бросился к нему. Перед их возвращением разгорелся спор.

— Собирайтесь. Кранцу показалось, что у нас кто-то на хвосте, и он шарахнул наобум. Что бы там ни было, нет ни его, ни единой капли крови. Так что я меняю построение и ставлю двоих впереди и двоих позади. Один разведывает, второй рубит. Вопросы?

Их не было, и они продолжили путь.

Сразу перед сумерками и возвращением Кранц упал на колени и зажал уши. Колонна остановилась, подошел Вирт.

— Что теперь, Кранц?

— Вы слышали? — сказал тот через стучащие зубы.

— Какого хрена ты несешь, боец, не слышу ни черта, кроме твоей галиматьи, — он пнул Кранца в лодыжку. — Живо встал, хватит этого с меня.

Кранц вскарабкался на ноги и встал в строй.

— Груман, приглядывай за ним, дай знать, если опять начнет чудить, — сказал Вирт человеку позади дрожащего Кранца.

К темноте они прошли уже полпути по тропе, помеченной на деревьях плеском беловатой водостойкой краски. Предводитель нес фонарь, метавшийся в лесу, вынюхивая выделенные стволы — путь домой.

— Что стряслось с Кранцем? — спросил Измаил.

— Хрен его знает, чудит. Бывает, — сказал Вирт.

— Думаешь, он правда кого-то видел и они все еще там?

— Надеюсь. Ради них мы и пришли.

За час до лагеря дождь прекратился. Шум снизился до капели и поющих лягушек. Все предвкушали ужин и свой алкогольный паек. Последние два дня они шлялись туда-сюда и ничего не нашли. Двое уже выказывали признаки забывчивости, и Вирт пристально присматривал за остальными. С самого их прибытия единственным интересным событием стали выходки Кранца.

Они вошли на полянку, и Вирт подумывал о перекуре, как тут услышали все.

— Вот, вот, вы слышали? — закричал Кранц.

— Тихо, боец! — проревел Вирт.

Оно прозвучало вновь, и сержант придвинулся к Измаилу.

— Слышал подобное раньше?

— Н-нет, не здесь.

В этот раз никто не снимал оружия. Только озирались и кучковались. В звуке, замаравшем тьму, безошибочно узнавался пронзительный плач младенца.

— Наверняка просто зверь, они иногда подражают людям, — сказал один из поисковиков.

— Никакой это не хренов зверь, боец, а человек, это наверняка они, и у них ребенок, — произнес Вирт с непререкаемой уверенностью и новым пылом.

— Откуда знаешь? — спросил Измаил, подойдя к нему и расстегивая кобуру.

— Лимбоя брали детей годами.

Измаил впервые это слышал. Фольклор зомби-рабочих находился в ведении Флейшера, и теперь руководителя впервые не хватало.

— Значит, они здесь, — сказал Вирт.

— Что нам делать? — спросил Измаил.

Один из людей услышал их разговор.

— Нельзя же оставлять здесь ребенка, — сказал он.

— Мы меньше чем в часе от лагеря. Предлагаю выслать троих за остальными и факелами. А мы останемся здесь и приступим к поиску, — сказал Вирт.

Из чащи вновь прозвенел плач ребенка, и небо раскрылось для ливня.

— Ну, командир, что делать будем? — спросил Вирт, уперев руки в боки, обращаясь к Измаилу.

Тот поглядел на людей, вечные деревья, хлещущий полог и снова на сержанта.

— Как скажешь.

Вирт выкликнул три имени и отдал приказ. Они забрали один факел и двинулись по отмеченной тропе.

— Следуйте краске и зарядите трассеры, — прикрикнул Вирт.

И они ушли.

Ребенок замолк.

— Перекур, — объявил Вирт.

Измаил зло уставился на него.

— Ждем остальных.

За следующие два часа жалобный плач слышался еще три раза.

Измаил то и дело поглядывал на отмеченную тропу в поисках подкрепления, а Вирт часто сверялся с часами. Затем безо всякого предупреждения встал, театрально потянулся и скомандовал:

— Седлаемся. Идем на расстоянии руки, со штыками, зарядить трассеры.

Люди поднялись, разделились, перезарядили ружья