Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

– Годное ружжо, я табе кажу, хлопче; устрельное, какую хошь тварь сшибет, глядишь, даже и пекельную якую мелкую. Сила в ней есть, покуль сам в то веришь. Вера-то в табе есть?

– Ну, Гагарин в космос летал, Бога не бачив…

Сухощавый расхохотался и хлопнул его по плечу, так что Максимка едва устоял на ногах – в жилистых руках киловяза чувствовалась былая сила.

– Бога нет, гришь? Ну-ну, Пекло-то верно есть, я табе так кажу! Давай-ка перекусим – рано яшчэ нам в баню идти. Чертов Угол тольки по ночам гостей принимает.

– Якая-такая баня? – спросил Максимка.

– А, дык ты ничога не знашь, да? Ну садися, я табе все скажу, як. А где Демьян-то? Няужо сам табе одного сюда пустил?

– А он в ЧК…

– В яком-таком ЧК?

– Кэгабэ его забрало… Сёдня…

Они сели рядом, двое так непохожих друг на друга людей – одному под семьдесят, второй только жить начал. Максимка сперва взялся сказать свою историю – как пришли в коровник истреблять семя дьяволово, как чекист им помог и как двое молодчиков увезли Демьяна на черной «Волге».

Сухощавый поохал, похмыкал, достал колоду потрепанных карт и раскинул на пеньке – за Демьяна узнать. Два расклада из трех выдавали «казенный дом», а третий – и вовсе ерунду какую-то. Вздохнул, ловко – только и успевай за пальцами – перемешал колоду и вышвырнул на пень новый расклад, теперь на пропавших детей. Вгляделся в выпавший результат – валет и дама червей поверху, да трефовый туз побоку.

– Так, тута дом без хозяина, а тут, знащма, гэта самая – вещь потерянная. Да, верно мы пришли – здеся детишки заблукали, а во якая мразь их утащила – не разумею. Все одно – до ночи ждать надобно, так шо посидим, побалакаем.

Сухощавый распаковал объемистый рюкзак, выложил на пенек рыбку и пару луковиц, и сала шмат, и белый хлеб, да кваса литр; Максимка взахлеб, доверившись, взялся сказывать всю историю. И про бая в лесу, и про жену председателя, и про заложного… И про Сычевичи, и Жигалова на свадьбе, и до бестелят вчерашних дошел – все как есть выложил. Киловяз внимательно слушал, кивал; на моменте с выстрелом в голову мертвому зоотехнику глаза его расширились, он спросил:

– Ты уверен, шо так и было усе? Труп ожил да говорил гласом женским, прям при табе?

– Да вот вам… – Максимка чуть не сказал «вот вам крест», вытащил из-за пояса снаряд для рогатки. – Вот вам «спутник», дядька Сухощавый! Клянуся я!

– Мине Мирон звать, так и кличь – дядька Мирон. И ты, значит, малой, сам, своими ушами слыхал, шо она там грит, с того свету? Не почудилось табе? Можливо, показалося табе чаво, а?

– Да сам все слыхал, дядька Мирон! Своими очами бачил, как тот труп балакал, губами шевелил!

Хмыкнув с сомнением, Сухощавый отрезал мальчику еще сала, налил квасу. Уминая за обе щеки, Максимка спросил:

– Дядька Мирон, я тоже спросить давно хотел, да у Демьяна как-то неудобно было.

– Неудобно на потолке спать – одеяло падает, – усмехнулся киловяз, обнажив голые десны. – Спрашивай чаго хошь, у мине секретов нема.

Ученик набрал в грудь воздуха, прежде чем задать вопрос:

– А зачем мы такие, знаткие, есть вообще?

Сухощавый хохотнул – будто ветка хрустнула.

– Ишь ты, знать все хошь, да? Да низачем. Повезло нам просто боле, чем прочим. Те все под Богом ходят али под партией – чаго сверху велят, то и делают. А мы – сами себе голова, потому как зрим в самый, что ни на есть, корень, всю правду-матку, так ее растак! Оттого и знаткие мы, на то и воля наша!

Максимке ответ понравился: Демьян бы наверняка опять что-нибудь про судьбу загнул – да, мол, сила большая дана, чтоб ответ держать больше прочих. А Сухощавый действительно говорил как есть, без обиняков и умолчаний.

– Ну, чаго глядишь? Спрашивай яшчэ, не стесняйся уж.

Максимка давно уж заприметил у старого киловяза расплывшуюся наколку на тыльной стороне ладони: рогатый черт, опутанный колючей проволокой, а ниже – на костяшках – странная надпись: «НЫРОБ».

– Дядька, а шо за Ныроб такой? Гэта черт?

– А, гэта? – Сухощавый, глянув на ладонь, отмахнулся. – То не черт, то Пекло настоящее, тольки не под землею, а ближей – на Урале. Исправительно-трудовой лагерь, мать его так… И лагерь гэтот страшный, для самых… Неважно, в общем, молодой ты яшчэ такое знать. Там бы мне и кончиться в мазу, так шо пришлось вона с чертями побрататься. А те и килу насылать выучили, и след вынимать и много яшчэ чаго. Здесь бы я был колдун, порчун или ча- роуник по-нашему, а там, на Урале, таких киловязами кличут. Как отсидел, в Беларусь вернулся, а родня-то меня… Не было, в общем, у меня больше родни. Так в Задорье и осел. Все, больше вопросов нема?

– Есть. Расскажите про Пекло. Про настоящее.

Сухощавый посерьезнел.

– Гэта дельный вопрос. Чаго узнать хошь?

– Ну вот, на кой черту гэтому зубы ваши треба?

– А, так то не черт был, а так, курьер. Настоящие черти – то особая статья. А Мытарь – так его величать – хоть и пекельная тварь, да все ж так, на побегушках. Шастает по дорожкам меж Явью, Навью и Пеклом, долги собирает, гнида пархатая. А зубы знатких – то валюта гэткая у них, у пекельных. Они, черти, из них плети мастерят, коими грешников в Аду хлещут. На кажного грешника – по такой плети. И вот, покуда живешь да с чертями братаешься, так они кажный твой зуб р-р-раз – и в дело. А как все зубы растерял – так и готова твоя персональная плеточка.

– А когда вы с чертями в карты играете, вы, гэт самое, братуетесь с ними, да?

– То пущай ведьмы хошь братуются, хошь пярдолятся, хошь хлусят перед ними, а я их вот так вот – вокруг пальца! Я знашь скока силы у чертей в свое время отыграл? Мухлевать треба уметь! Хошь, и тебе научу? – Киловяз кивнул на лежащую на пеньке колоду.

– Не-а… Так чагой там про Пекло и колдунов?

– В общем, гляди. Да-а-а уж, заморочил табе голову Дема. А можа быть, и сам не знает. Он-то зна́ток, с Пеклом дел не имеет, пущай и приспособил себе помощничка такого… – Сухощавый кивнул в сторону кустов, где скрывался от глаз суседко.

– А чаго с суседкой не так?