Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

– Мериканцев спасать! Бери рогатку-то.

И вышли они с Демьяном из дому, а там по небу рассыпалась крупная соль Млечного Шляха, огромным куском сыра свисала набухшая, сочная Луна.

– Вона, туды нам треба!

Откуда ни возьмись, посреди двора появилась самая настоящая ракета. Демьян затолкал Максимку внутрь, после чего залез сам. Внутри было тесно, как в гробу. А это и оказался самый настоящий гроб – вон шляпки гвоздей торчат и доски. Гроб задрожал и с гулом оторвался от земли. Максимку вжало в «пол», корчился от перегрузок Демьян. А вскоре гроб приземлился на неровную, каменистую поверхность. Крышка отвалилась. В черном небе синела огромная, необъятная голубая планета, а неподалеку, в одном из кратеров, прыгали смешные, похожие на пупсов в своих огромных скафандрах американские космонавты. К ним со всех сторон из темных каверн и щелей ползли долговязые рогатые тени.

– Ату их, Максимка! Стреляй!

И Максимка заряжал в гранату свои «спутники» и запускал их в лунных чертей. Те, получив снаряд, рассыпались на пыль и тлен, похожий на черное конфетти. Один из американских космонавтов заметил их с Демьяном и принялся размахивать своим звездно-полосатым флагом: тута мы, мол! Демьян уже спешил на помощь, передвигаясь огромными прыжками. «Гравитация-то на Луне ниже», – вспомнил Максимка, и принялся прыгать сам. Заняли круговую оборону. Американцы что-то возбужденно кричали на своем, а черти все наседали и наседали. Чернел горизонт, ощетинившись сотнями рогов.

– Дядька Демьян, «спутники»-то усе! – крикнул Максимка, заряжая последний.

– Як так «усе»? Шоб у Советского Союза да «спутники» усе? Вона, учитесь, обормоты! – Демьян указал пальцем вверх.

С неба – или с Земли, тут как поглядеть, – действительно приближался громадный спутник. Четырехлапый, круглый, с красной звездой на борту – точная копия Максимкиных, только в сотню раз больше. Встав на четыре ноги, как диковинная какая-нибудь водомерка, спутник открылся, и на лунную поверхность спрыгнул улыбающийся…

– Гагарин! – выдохнул восторженно Максимка.

Гагарин одарил его своей знаменитой белозубой улыбкой и жестом фокусника вынул из-за спины пулемет «Максим». Максимкин железный тезка громко застрекотал, загремел, выплевывая пули одну за другой бесконечным потоком в черную массу, и та редела, взрываясь тут и там красными всполохами. Американцы радостно подпрыгивали, точно какие-нибудь жевуны из книжки Волкова, радующиеся освобождению от Гингемы, а черти скалили рожи, шипели, извивались, но никто не спрятался от метких выстрелов Гагарина – все получили по своей доле пулеметной ленты. Когда Гагарин опустил пулемет, Максимка рванулся к космонавту. В голове роилось столько вопросов, столько всего хотелось сказать, но он только и успел прокричать:

– Юрий Лексеич, Юрий Лексеич!

Но тот будто не слышал. «Пространство-то безвоздушное!» – догадался Максимка и просто застыл перед кумиром. А Гагарин вдруг погрустнел и засобирался, повторяя:

– В Новоселово мне надо, в Новоселово… Ждут меня там. В Новоселово…

Максимка хотел было спросить, про какое-такое Новоселово говорит Гагарин, и… проснулся. Его разбудил Сухощавый. Глаза киловяза возбужденно сверкали, ярче, чем сияние звездного неба. Максимка уткнулся лицом в траву, попробовал сохранить чудный сон, но киловяз требовательно тряхнул его за плечо.

– Идти треба! Вставай ужо!

Сухощавый сунул ему в руки теплый термос.

– На, очнись!

Максимка недовольно буркнул, сел, выпил; налитый в термос чай и впрямь приободрил. Сухощавый присел перед ним на корточки, спросил серьезно:

– А знаешь, чаму яшчэ к бане няможна днем ходить?

– Не-а, – сонно мотнул головой Максимка, с удовольствием допивая сладкий чай: Демьян ему термоса не давал.

– А то немцы, сволочи, по всей деревне мин понаставили, по сию пору избавиться не могем. Кады отступали – мин поразбрасывали, шоб, значит, Красная армия на воздух повзлетала. Местные-тка значалу ходили – своих по-человечьи похоронить, да и сами в клочья разлетелись, эх! А в ночи вам, знающим, все видать лучшей; я табе дорогу укажу, и ты туда ногу ставь, шагу в сторону не делай; а коль сделаешь, то заново почнем шагать. – И, повернувшись, киловяз подтолкнул мальчонку вперед: иди, мол.

– Что ж я, первый пойду? – струхнул вдруг Максимка.

– Так ты ж знаткой! И зрение у тебя получшей моего. Али мне пекельных позвать, шоб дорогу казали?

– А як же ж я мины-то побачу?

– Ужо не пропустишь, поверь! – усмехнулся Сухощавый.

И Максимка несмело направился по дороге через испепеленную деревню. Путь лежал к перекошенной, горелой, но лучше остальных сохранившейся приземистой избе. В лунном свете все кругом казалось сказочным, как во сне. Только сказка была страшной. За ним – след в след – осторожно шагал Сухощавый, шепотом подсказывая, куда лучше ставить ногу. Дорога светилась сиреневыми всплесками чертополоха – казалось бы, в лунном сиянии он не должен так ярко блестеть, но Максимка видел все ясно, как при свете дня. Он залюбовался, задумался; ткнулся мыском сапога в твердую кочку, а та блеснула в свете луны железным боком, звякнул капсюль внутри обнажившейся мины, и следом грохнуло по ушам оглушительным звоном. И все кончилось, потонуло в слепящем, заполнившем все вокруг свете и звуке. Максимка умер. Его разбудил Сухощавый. Глаза колдуна ярко блестели в свете полной луны. Он возбужденно тормошил ученика за плечи.

– Приснилось чаго? – взволнованно спросил киловяз.

– Померли мы… Я, да и вы, наверное, – Максимка попробовал перевернуться на другой бок – больно уж сладко спалось.

– Гэта ладна! Даже отлична! Просыпайся давай, значит, второй раз верно дойдем!

«Второй раз?» – захотелось спросить Максимке, но он молча поднялся, собрал свое добро и зашагал вперед. Где-то внутри еще дрожал заячий страх перед повторением страшного видения уже в реальности – а ежели то сон вещий был? Не удержался-таки, крикнул себе за спину:

– Дядька, а чаго гэта было?

– А-а, да то я табе в квас дурмана подмешал, – махнул рукой Сухощавый, мол, все в порядке. Вроде так и надо.

– Чаго подмешали? – изумился ученик.

– Травы дурной, шоб ты наперед заглянул мальца. Вот и смерть свою скорую во сне побачил – молодец якой.

Максимка тщательно протер глаза: яркий сон с гибелью на мине не отпускал, запечатлелся, как негатив. То, что Сухощавый опоил его какой-то дрянью, откровенно злило. Возникло желание пустить старого киловяза вперед – пусть сам таперича своими лаптями мины проверяет. Внимательно глядя под ноги на сей раз, Максимка услышал крик совы из лесной чащи; поднял голову и тут же ударился носком о бок железной банки, блеснувшей в серебристом свете. Звякнуло, грохнуло, в глаза брызнул слепящий свет: Максимка вновь умер. На сей раз он проснулся сам. Встал, злобно посмотрел на Сухощавого: тот уж сам задремал, прислонившись к пеньку.

– Травы дурной намешали мне, да? – Максимка ткнул киловяза в плечо,