Тоска - Александр Александрович Павловский

в сторону голоса и вижу его. Не кого-то, а себя. Стою Я. Нет, я – это я, а передо мной двойник меня. Как же это сложно. Но передо мной точно тот человек с моим лицом, которого я уже неоднократно видел. Сначала со спины в гостинице, затем на фабрике Пастилы, в кафе, он же был и на другой стороне реки, когда я не успел перейти. Он помог мне не попасть в руки мертвецов. И только сейчас я смог разглядеть его внимательнее. Выражение лица один в один я, такой же взгляд, брови, скулы и выглядит также неважно, уставшим. Длинный плащ закрывает ноги, капюшон убран назад. Черная футболка, черные брюки, черные ботинки. Он будто ангел смерти, а не спасения.

– Почему? – неловко вылетает слово и падает к его ногам.

– Почему что?

– Почему, в ответ на мои молитвы, пришел ТЫ?

– А ты ждал пышногрудую красотку, которая будет шептать на ушко, какой ты молодец? Так вот хрена лысого.

– Кто ты вообще такой? – смотрю в свои же глаза. – Я так не выражаюсь.

– А я выражаюсь. И это еще самые мягкие выражения, которые я знаю. Будешь тупить и на тебя обрушится пулеметная очередь из оскорблений. На любезности уже нет никаких сил.

– Я заметил.

– Как было возложено на мои плечи одним очень убедительным человеком, я – Проводник. Твой проводник, если ты не понял, дубина.

– Это шутка какая-то?

– А я что, похож на Регину Дубовицкую и весь мир – Аншлаг на Волге? Бля, завязывай тупить. Реально, сил на любезности и разъяснения уже не осталось. Терпение – есть, другого – кот наплакал.

– Слушай, Я – Ты. Блять, короче. Что происходит?

– Ага, на этот вопрос могу тебе ответить. Но повторю уже ранее сказанное: Если задаешь вопрос Создателю, то будь добр принять, что не все его…

– Давай без этого! Я понял, что хрена лысого и тому подобное.

– Ох, сорри. Благородный джентльмен сначала соизволил разъяснения, а теперь уже… Будьте здрасьте, входите без смазки? – повысив голос и скрючив лицо, проговорил двойник. – Ладно. Хорошо. Слушай. Ты умер!

Я разразился от истеричного смеха. Столько раз об этом думал и всё подтвердилось. Жизнь, смерть, пробуждение, двойник. Это даже не сценарий фильма или плохого сериала, а долгий сон. Такие странные переходы и витиеватости только во сне происходят. Там можно сначала бежать вброд по океану, затем убаюкивать верблюда на руках. Или собака размером с дом нападет или из дробовика подстрелят пока ты на спине плывешь над городом. Поверить можно только во что-то реальное, но, если реальность напоминает сон то, чтобы не происходило нужно встречать спокойно. Рано или поздно ты проснешься, а эти воспоминания могут остаться, как обрывки.

– Допустим.

– В смысле, допустим? Ты идиота сейчас не включай. Я на полном серьёзе говорю, что ты мёртв.

– Я же сказал, допустим.

– Ладно. Давай так. Я могу слышать все твои мысли, включая те, что ты не успеваешь досказать. Потому что, опережая дурацкий вопрос, мы с тобой один и тот же человек. Не двойники или близнецы, не клоны со скопированным ДНК, а один и тот же человек. Только я вдобавок к основным событиям ещё и Проводник.

– Дать хоть посланник Создателя. Это ведь всего лишь сон. Поэтому, продолжай.

– Значит, дурачка включил. Удобно! В самый нужный момент, когда я уже изрядно заколебался ходить за тобой попятам и спасать, ты решаешь, включить дурачка. А тебе не приходило в голову, твою дурацкую, что ты реально можешь быть мертв и это место – последнее, к чему могут притронуться остатки твоей сущности?

– Да можно найти тысячу объяснений всему, что происходит в этом городе! Как тебе такой заход, с козырей? Раз уж мы раскидываемся беспонтовыми фразами.

– Неубедительно.

– Пофиг! Я достаточно долго здесь нахожусь и понял одно: всё, что меня окружает – либо игра, либо сон. Конечно, у меня пролетали мысли о том, что я мёртв. Но, как понять, что ты мёртв, если ты умер? А?

– Не знаю. Наверное, никак. Ты просто…

– А вот теперь тебе хрена лысого. Я живой и всё чувствую и понимаю, а значит я не мёртв.

Эхо вздымалось будто пыль в степи. Кружилось будто веер и опускалось на крохотные огоньки свечей. От чего те слегка качались, но не затухали. Через десяток рядов персональных телефонных каналов с Создателем, тот наверняка слушал весь этот разговор. Но молчал. Что ему одна душа в сравнении с миллионами, если не миллиардами. Проблемы множатся, как мошкара у водоема, а решений не напасешься на миллиард просьб. Всё укомплектовано, заскриптовано и зациклено в шаблон. Не нужно следить за исполнением, потому что механизм отработан веками человеческой жизни. У тебя случается несчастье – пожалуйста, ваше решение. Настигла беда – пожалуйста, ваша помощь. Конечно, ничего не дается просто так, но разве кто-то сначала озвучивает цену, протягивая руку помощи?

В Соборе хлопнула дверь.

– Ты ведь сам не понимаешь, что несёшь. Тебе нужно принять случившееся, а не бежать всеми силами от этого. Твой мозг – трясина, что засасывает не только тебя, но и меня.

– Я тебе не верю!

Никто не обернулся на хлопок, внезапно вторгнувшегося эхо, но тут Леша краем глаза увидел девушку. С её волос медленно сполз платок и темные локоны спали на лицо, как волна омывающая берег. Она перекрестилась и прошептала что-то, едва шевеля губами. И было в ней что-то до боли знакомое, родное. Как, если бы после долгой разлуки ты встретил одноклассника или дальних родственников. Веет теплом и хочется улыбнуться. Это бессознательное желание прикоснуться к памяти о чем-то прекрасном из прошлого. Вернуть былое в настоящее и разразиться смехом. Смехом встречи.

– Катя?! – теперь у меня срывается шепотом с губ. – Катя!

Девушка не слышит моих слов и быстро удаляется из Собора. Снова хлопает входная дверь, а я не то, чтобы сорваться с места, так вообще пошевелиться не могу. Слабость, робость, страх. Чувствую, как ноги подкашиваются и во мне не то, чтобы вулкан просыпается, а вся Луна вошла в атмосферу Земли и выжигает воздух, которым я дышу. Секунда замешательства и я бегу следом.

– Катя! – в голос, громко, на всю площадь кричу. – Вернись! – Оглядываюсь по сторонам, но её будто здесь и не было никогда. Мечусь из стороны в сторону, а куда бежать даже не понимаю. Чувства тоже мечутся из стороны в сторону: радость сменяет страх, страх сменяет тревога, затем отчаяние. Представляю, как обнял