Тоска - Александр Александрович Павловский

слабые, или черствые, все плачут. Это не слабость, которой пренебрегают потому что могут засмеять, а наоборот, сила. Если ты умеешь выплакаться, расстаться с болью своими силами, то тебя ничего не сможет сокрушить. Ты сам будешь сокрушать тех, кто стыдится своего внутреннего естества. Мы рождены с этим и этим должны пользоваться. Как много в нас сокрыто силы, что мы прикрываем штампами и ярлыками. И от того этим и не пользуемся. Свой голос звучит правдивее психолога. Научиться бы слушать.

Я – матрос своего корабля – шишки, но так как я один, то и капитан тоже. А, если шишка идет ко дну, то и капитан вслед за ней. Мне предстоит погрузиться на дно и остаться живым. На другой стороне может и не быть берега, но там точно конец этого сна. Я проснусь в своей кровати и буду еще долго вспоминать всё, что здесь пережил. И Зою Ивановну, и гостинцу Комфорт и Женю, что пах, как Отец. Буду вспоминать добрым словом Льва Михайловича, пусть он и был лишь частью фантазии, но без него я бы не увидел, что творится ночью. Я буду всё это вспоминать или же запишу в дневник. Теперь понятно, что скрывал я из будущего. Эта загадка лишь плод моего воображения и дикий сон, каких я не видел уже почти год. Раньше я мог бы успокоиться и досмотреть эту историю до конца, а сейчас распаниковался, что приходится экстренно покидать события.

Выбегаю навстречу неизвестности. Через Пятницкие ворота, мимо Калачной к Бобреневскому мосту. Улицы, как чистый лист, что терроризировал меня на протяжении года. Я – одинокая строчка, что блуждает по белому океану. Весь мир лежит на поверхности, но его не описать, потому что нет идеи. Нет героя, нет событий. И вся эта улица, как картонный муляж, внутри которого лишь запах клея и такая белизна, как везде. Когда-нибудь в них кто-то вдохнет жизнь, и главный герой сойдет по ступеням одного из домов. Наберет легкими воздух и начнется приключение, длинною в сотни тысяч слов. Но не сегодня.

И хоть не пришла ночь, этот мир не гнушается на подлость. Все муляжи стоят, как ни в чем не бывало, а вот мост уже развалился. Понтоны уплыли по течению в сторону железнодорожного моста и остались лишь искорёженные куски, обкусанного металла. Одинокая будка и следы вырванного троса на другой стороне. Крыша остановки, а перед ней деревья, спустившиеся к воде. Они вытянули свои ветви и однажды, смогут напиться из реки. А я остановился перед самым краем и не оборачиваясь прошептал: Я Хочу домой! И мой голос стал убедительной командой капитана собственного корабля, что отдал его для единственного матроса, приготовившегося утонуть.

Делаю глубокий вдох и ныряю.

Глава 13. Один из дней

Как говорила мне Мама: «Если видишь, что человек сам себя завел в болото и теперь тонет, то не протягивай руки. Помощи не получится, лишь потонешь вместе с ним». Самое мудрое, что она когда-либо мне говорила, но и самое первое, что я умудрился забыть. Ох, сколько ситуаций можно было обойти благодаря этой фразе, но нет, вляпался по самые уши. Вот и сейчас, протянул ему руки помощи, а он не поверил. А разве я виноват, что мне возложено рассказать ему о смерти? Быть Проводником – самая неблагодарная работа, за которую и по лицу можно отхватить. Не советую просыпаться так, как это было со мной.

Я очнулся посреди дороги. Хлещет дождь, сигналят попутки. Ощущение, что меня переехал трамвай, а затем сдал назад и уехал в обратную сторону. Болели кости, будто их пытались растащить собаки, но от досады надкусали, как смогли. А мне теперь с этим супнабором жить дальше. Неприятно. Я бы даже сказал, что не комфортно. Никто не попытался остановиться, чтобы узнать, что происходит. Проезжали, гневно сигналили, кричали в закрытое окно ругательства. Не хватало еще плеваться, чтобы я вообще себя почувствовал униженным.

Что произошло я понимал сумбурно, как и не мог вспомнить где я? Дорога, улица, чернота неба. Ориентиры чудовищно скудные для того, кто пытается собрать мысли в кучу или хотя бы сложить из них пирамидку. Всё мокрое, скользкое, противное. Одежда прилипла, как целлофановый пакетик на лужу. Во рту привкус металла и кровит разбитая губа.

Рядом остановилась машина. Ей вслед засемафорил хвост из четырех машин. И каждый старался пересигналить предыдущего. На любезность со стороны водителя я ответил молчанием и редкими кивками. На расспросы отвечал односложно и нехотя. Я не мог собраться со своими мыслями, обрывисто понимая суть происходящего. Возможно, меня сбила машина на переходе, и я отлетел в сторону. Эта версия набрала в мыслях большинство голосов. Оставив меня в раздумьях, седовласый мужчина за рулем лишь несколько раз спросил о самочувствии и согласился отвезти в ближайший приемный покой. Адрес я так и не вспомнил, как, собственно и имя. Возможно, кратковременная амнезия, а может и серьёзное сотрясение из-за которого я в целом могу говорить: «Мой адрес – не дом и не улица. Мой адрес – Советский союз». Удобно быть сумасшедшим не специально.

В приёмном покое пахло хлоркой со всех сторон: ручки, двери, коридоры. У некоторых врачей, вроде, как этот запах и вместо парфюма использовался. В туалетах, кстати, точно такой же освежитель. Напердел, а хлорка всё замаскировала. Регистрируюсь на приемном посту без имени, адреса и телефона. Медсестра с сожалением смотрит в глаза, как щенок и ставит прочерки во всех полях. Тоже спрашивает о самочувствии. А я себя в целом чувствую сносно, не считая того, что о себе говорю в третьем лице. Имени то не помню.

В одном из кабинетов меня оставляют одного и через несколько минут разглядывания кушетки в дверь залетает длинный распахнутый халат. Женщина, на вид, лет сорока с пухлыми губами, цвета абрикосовой косточки. Очки в толстой леопардовой оправе и декольте. Две спелые дыньки. Она бегло осматривает лицо, просит поднять футболку, не сразу решается меня слушать и с недоумением снова спрашивает о самочувствии. В третий раз думаю и во второй отвечаю, что сносно. А она дует губы и что-то пишет в подобие медицинской карточки, что завели для формальности. Потом набирает номер и созванивается с другим отделением.

Та же самая медсестра провожает меня в соседний корпус. Рассказывает какую-то смешную историю про старушку, мол села в электричку на дачу, уснула, а когда