Грехи Матери - Роберт Дж. Хейс

защитить тебя, Хардта и Тамуру. И Сири. — Она прерывисто вздохнула. — Я просто... Как ты с этим живешь? Как ты перестаешь видеть их лица? Как ты перестаешь чувствовать запах крови? Как... — Она снова зарылась лицом в свои мысли. — Как? — Последнее слово она жалобно провыла.

Правда заключалась в том, что у меня не было ответа. Ни одного, который она могла бы понять. Я убила очень много людей, и многие из них этого не заслуживали. Я не могла ни изменить этот факт, ни сделать его правильным. Но моя врожденная некромантия вызывала призраки тех, за убийство кого я чувствовала вину. Я уже давно научилась освобождать этих призраков, давая им покой. Это не было искуплением и не освобождало меня от той роли, которую я сыграла в их смерти, но это приносило покой мне. Когда я впитывала в себя часть их воспоминаний, я была уверена, что никогда их не забуду. Но это был мой способ справиться с тем, что я натворила. Я не знала, как другие могут справиться с такой же проблемой. Я подумала, что ей, возможно, лучше поговорить об этом с Хардтом. У него тоже было чувство вины на совести. Но Имико не пошла к Хардту со своим горем и виной. Вместо этого она пришла ко мне. Она преодолела полконтинента, перевернула мою маленькую жизнь и пришла ко мне. Я спросила себя, искала ли она кого-то, кто помог бы ей справиться с болью, или просто искала виноватого? Я могла бы быть виноватой. В этом я хороша, по крайней мере.

— Ты делала то, что должна была делать, — сказала я. Имико взглянула на меня влажными, широко раскрытыми глазами, хрупкими, как тихое озеро. — Ты рука, которая держит нож, Имико. Рука не чувствует вины или раскаяния. Рука делает то, что ей говорят. Ты рука, а я голова. Ты выполняла мои приказы.

Она покачала головой:

— Ты не отдавала мне приказов.

— Но я могла бы отдать, — быстро сказала я. — Ты всегда делала только то, что я бы приказала. В этих смертях виновата не ты, Имико. Это моя вина. Все они на моей совести. Вини меня. Пожалуйста.

Имико снова покачала головой, ее глаза были устремлены в пространство. Я ничего не могу с собой поделать: когда я вижу, что кому-то из моих друзей больно, я пытаюсь помочь им, облегчить эту боль. Я не умею утешать других, поэтому вместо этого я пытаюсь исправить их. Это печально, потому что чаще всего люди не нуждаются в исправлении. Исправить невозможно. Чаще всего люди просто хотят, чтобы кто-то был рядом с ними, на чье-то плечо можно было опереться. Друг, который не осуждал бы их. Имико не нужно было лечить, ей просто нужно было знать, что она не одна.

Между нами повисло молчание.

— Почему ты ушла, Эска?

Я не хотела говорить ей. Не хотела говорить никому. Причины казались мне такими убедительными, такими чертовски разумными. Но произнесенные слова часто выдают мысли за ложь, которой они и являются на самом деле. Чужие уши делают ложь, за которой мы прячемся, хрупкой. Я всегда была окутана хрупкой ложью.

Я осознала, что Кенто стоит рядом, достаточно близко, чтобы слышать каждое наше слово. Я не хотела этого признавать, но подумала, что, возможно, это то, что нужно Имико, и я бы сказала что угодно, лишь бы избавить мою подругу от боли, хотя бы на мгновение.

— Они превращали меня в идола, — тихо сказала я. Я едва слышала себя из-за шума пропеллеров, из-за того, что кровь стучала у меня в ушах. Правда, которую я так долго скрывала. Громкая, как раскат грома в моей голове, тихая, как последний слышный вздох. — В глазах моего народа я перестала быть Эскарой Хелсене и стала всего лишь Королевой-труп. — Имико нахмурилась. — Люди начали использовать мое имя, мое... меня как оправдание для совершения зла. Я пыталась остановить войну с Тором, Имико, ты это знаешь. Я не смогла. Мой собственный народ саботировал мои попытки установить мир, наши враги перестали верить, что я этого хочу. Пока я была главной, сидя на этом гребаном троне, мира не было, пока Тор не погиб. А что потом? Какому-то дураку с несколькими людьми не потребовалось бы много усилий, чтобы начать новую войну от моего имени. У нас было много соседей, которых можно было бы задирать. Я видела это, Имико. Слезы Лурсы, но я видела, как все это происходило, и я этого не хотела. Я этого не хотела и не знала, как это остановить. Не принимая это. Не становясь на самом деле Королевой-труп, которой они все меня считали.

Так оно и было. Ужасная правда о моем наследии. Видишь ли, есть проблема с превращением людей в идолов. Мы забываем, что они люди, а люди глупы, жадны и совершают ошибки. Некоторые из этих ублюдков — настоящее зло. Когда ты делаешь из человека идола, ты делаешь монолитным не только то хорошее, что он сделал, но и то плохое. Слишком легко оправдать зло, указывая на добро. Сделав это один раз, о, как просто сделать это снова. И снова. И снова. Как только ты начнешь оправдывать зло, этому не будет конца. Это будет продолжаться до тех пор, пока не оно покажется нормальным. И вместо героического лидера, которого ты стремился возвысить, у тебя диктатор, который давит тебя своей пятой.

— Вот почему я ушла, — сказала я. — Потому что я видела, как это происходило. И я отказалась быть падшим идолом. Я не позволила им использовать себя в качестве предлога для совершения зла. Я думала... Я думала, что без моего вмешательства, без моей репутации, поддерживающей их, Сирилет могла бы все изменить. Она могла бы быть лидером другого типа, не обремененным моим прошлым. Она могла бы указать Йенхельму и его жителям новое направление. И я надеялась и верила, что она направит дела в нужное русло.

Я ожидала, что Имико начнет насмехаться, осыпать оскорблениями или обвинениями. Думаю, я хотела, чтобы она это сделала. Было бы облегчением увидеть, как она обратит свою ненависть к себе на меня. Вместо этого она замерла и замолчала, устремив взгляд на что-то, чего никто другой не мог видеть.

В конце концов, Имико неуверенно встала, ухватившись за поручни, чтобы не упасть. Она покачнулась на мгновение. Ее глаза были красными и