Предсказанная смерть. Шпионки на службе Екатерины Медичи - Мюриель Романа

Мадам де Сен-Андре

Держась на расстоянии, под собственным зонтиком, мадам де Сен-Андре прекрасно расслышала, о чем говорили девушки. Крутя ручку, она наблюдала за Марией Стюарт.

Довольная ролью первой фрейлины будущей королевы Франции, мадам де Сен-Андре старалась сберечь себя до того дня, когда Мария Стюарт взойдет на трон об руку со своим супругом-наследником. А это, по самым скромным прикидкам, случится не раньше, чем лет через двадцать, поскольку Генриху II еще только сорок. Пока же, ожидая, когда можно будет вдоволь насладиться своим положением, мадам де Сен-Андре вынуждена была сносить капризы легкомысленной принцессы, которая думала лишь о том, как бы ввести в моду новые прически, платья, украшения или гофрированные воротники. Мария Стюарт была прекраснейшей из дам при французском дворе, и даже выйдя в прошлом году замуж за будущего короля, не перестала вести себя так, словно желала покорить всех кавалеров в мире.

Не в пример ей, мадам де Сен-Андре не выставляла ничего на показ, если не считать широкий плоеный воротник-жернов и жемчужное ожерелье в пять рядов, роскошно выделяющееся на фоне ее темных корсажей.

Марию она считала маленькой язвой и не намеревалась портить из-за нее здоровье. Так что самые неблагодарные задачи она перекладывала на других фрейлин, которыми верховодила.

Отведенная ей роль позволяла некоторую строгость в отношении королевы-дофины. Хотя Екатерина Медичи и ценила невестку так, словно она ей родная дочь, однако знала о ее буйном нраве и выбрала для его обуздания мадам де Сен-Андре.

Случалось, что первой фрейлине не удавалось скрыть своих чувств, как только что, когда она слишком резко дернула олененка за повод. Еще одно сумасбродство избалованной девочки! Что намерена делать Мария Стюарт, когда олененок вырастет? Принцесса даже не задумывалась об этом. К счастью, мадам де Сен-Андре придумала уловку: с благословения королевы, когда у олененка начинали прорезаться рога, его выпускали в лес Фонтенбло и устраивали охоту, при участии той же Марии Стюарт. Затем добычу подавали к королевскому столу в виде жаркого на серебряном подносе.

Мадам де Сен-Андре представила с улыбкой, как кричала бы от ужаса Мария Стюарт, если бы догадалась, откуда это чудное мясо в ее тарелке. Но королева-дофина была до того наивной гусыней, что ни разу не заподозрила, какую злую шутку с ней сыграли; она не брала на себя труд задуматься, почему ее олененок никак не взрослеет, и не могла вообразить, что его подменили.

Мадам де Сен-Андре не питала иллюзий: люди для Марии Стюарт были так же легко заменяемы, как и оленята. И ее подружка Клодина скоро с горечью испытает это на себе. Мадам де Сен-Андре уже расставила фигуры на доске: подобрала другую девушку, которой поручено будет сблизиться с королевой-дофиной. Мария Стюарт с легкостью приспособится к новой дружбе. Так что мадам де Сен-Андре искусно подстроила так, чтобы королеве-дофине захотелось ускорить замужество Клодины. Мария Стюарт была податлива как ребенок, но и столь же непредсказуема, что лишь усугубилось с годами. Потому мадам де Сен-Андре и нужно было как можно скорее приставить к ней новую лучшую подругу, преданную делу.

В целом одних честолюбивых притязаний было бы довольно, чтобы посвятить себя службе этой переменчивой принцессе. Однако мадам де Сен-Андре руководствовалась соображениями высшего рода, интересами самого королевства, когда докладывала обо всем, что хотя бы отдаленно касалось супруги дофина, будущей королевы Франции.

Мадлен

От ударов дверь задрожала на петлях.

Пьер поднял глаза от Библии и с тревогой глянул на сестру.

«Лучше бы учил право, чем твердить псалмы».

Хотя Мадлен нравилось, когда он читал вслух. Она бросила посуду, вытерла руки о передник и пошла к входной двери. Живот ей сдавил страх. Кто может стучать в такой ранний час? Она сняла крюк с петли и приоткрыла дверь.

Распахнувшись, она с грохотом врезалась в стену. Мадлен едва успела отпрянуть. В комнату, не спрашивая разрешения, вошел мужчина со свинцово-серым лицом в сопровождении двух крепких, как силачи с центрального базара, служителей.

– Кто вы, сударь?

Вломившийся, не обращая внимания на Мадлен, прощупывал узкими глазками комнату. Пьер стоял у камина прямо, прижимая к груди закрытую книгу.

– Ты – мужчина в этом доме? – спросил незнакомец, тыча пальцем в его отроческий торс.

Мадлен непроизвольно загородила собой Пьера.

– Оставьте моего младшего брата, он еще ребенок.

Пьера за ее спиной передернуло. Он терпеть не мог, когда она называла его ребенком. Но Мадлен схватила его руку и сжала изо всех сил. Он понял и остался стоять смирно.

– Где хозяин дома?

– Мы похоронили отца лишь несколько недель назад.

– А где ваша мать?

– Ей нездоровится. Я единственная, с кем вы можете говорить, сударь, – сказала она, вздернув подбородок.

Мужчина впервые обратил на девушку внимание. Глаза его скользнули по ней от головы до пят, будто жаба облизала липким языком.

– Ладно, малышка.

Он развернул пергамент с алой печатью и зачитал его так, что стены задрожали:

– По решению королевского суда, мы, присяжный судебный пристав, предписываем господину де Л’Этуалю – или его наследникам, – прибавил он, – незамедлительно уплатить четыреста турских ливров под угрозой ареста движимого и недвижимого имущества.

– Четыреста турских ливров! Это, должно быть, недоразумение, сударь.

Мадлен подошла, чтобы взглянуть на документ.

Судебный пристав нахмурился.

– Ты, женщина, будешь делать вид, что читать умеешь?

Мадлен колебалась, боясь усугубить их положение, если откроется, что они гугеноты. Пьер и так плохо прятал свою французскую Библию.

– Я просто хотела взглянуть на королевскую печать, – пролепетала она.

Мужчина сунул пергамент ей под нос, довольный собой. Мадлен прочла сумму к уплате. По-видимому, старый долг отца, выросший из-за процентов. Целое состояние! Весь их дом столько не стоит.

– Должно быть, это ошибка, – повторила она.

– Королевский суд не ошибается, – отрезал пристав, – у вас есть чем заплатить?

– Разумеется, нет, а вы как думаете? – сказала она, указывая на их скромный быт.

«Хоть бы он принял гугенотскую аскетичность за обычную бедность».

– Давайте, – скомандовал пристав, махнув подручным.

Два силача-носильщика стали набирать все, что им попадалось под руку, и вышли на улицу, унося столы, стулья, табуреты, книги, посуду.

– Постойте! – тщетно пыталась возразить Мадлен.

Пьер решительно сел в любимое кресло отца, но его подняли и понесли вместе с ним, как соломенную куклу. Спрыгнул брат лишь в последний миг.

Он схватил сестру за руку.

– Что нам делать, Мадлен?

– Я найду выход, – успокоила она его.

Она не имела ни малейшего понятия, как ей