Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

Много раз немцы пытались расправиться с патриотами, устраивали целые карательные экспедиции, но всегда непроходимые болота надежно защищали патриотов. И тогда гитлеровцы все зло срывали на мирных жителях. Они не щадили ни стариков, ни детей. Однажды в деревне Бойки они загнали всех в амбары и подожгли. Из огня и дыма крестьяне бежали через крышу, выскакивали и падали, сраженные вражеской пулей.

У одной женщины этой деревни ночью родился ребенок, и она не смогла подняться, чтобы пойти под конвоем в амбар. Рука немца проткнула штыком два тела прямо на койке.

Повезло лишь Александру Фадеевичу Якуценя. В этот зловещий день он пас коров где-то за деревней, и каратели забыли о нем. Вечером «пестрянки» жалобно мычали у крыльца, вызывая своих хозяев. А Александр Фадеевич долго искал односельчан, но всюду он видел одни обгорелые тела.

Ни огнем, ни свинцом, ни живым погребением гитлеровцам не удалось покорить белорусских крестьян. До последнего дня хлеборобы громили немецких извергов.

…Взрывы. Софья Александровна бросила кастрюли, схватила Колю, Женю и соседскую девочку. Побежала в семейный блиндажик. Новая партия бомб заставила лечь в окоп у дороги. Дети прижались к матери. Ухало все ближе и ближе. По дороге побежали немцы, беспорядочно стреляя по сторонам. «Драпаете, сволочи!» – зло подумала мать. Плотнее прижались к земле. Стих топот вражеских сапог. Стало тише. Вдруг сзади что-то стукнуло. Софья Андреевна оглянулась и сразу увидела звездочку на пилотке солдата. «Здравствуйте, мамаша! Немцы далеко?»

Следом за разведкой шла Красная Армия. По асфальту двигались «катюши», танки, тягачи. Крестьяне сновали от одного солдата к другому. Каждому хотелось чем-нибудь угостить красноармейца. Многие обнимались. Дети, которые еще вчера кричали: «Мама, немцы!» – и залазили в самый темный угол, прыгали возле боевых машин и просили: «Дяденька, прокати-и!» Сорванцов поднимали сильные солдатские руки, сажали на колени, дарили сувениры. «На, сынок, бери. Моего-то, наверное, нет в живых», – приговаривали воины…

…Прошло двадцать лет. Но Янушка (Поддубный), Василий Свистун, Алексей Теслюк, Иван Свистун, Володя Голович, Александр Фадеевич Якуценя… и другие партизаны никогда не забудут суровых дней войны. Прочитав это, они, наверное, расскажут читателям «Комсомолки» о своих боевых делах. О борьбе с гитлеровскими захватчиками. Им слово.

15 марта 1965 г. Лучшев П. Г.

г. Ангарск

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 42. Л. 118–126.

№ 58

Неизгладимый след на всю жизнь

…Мне хочется рассказать о том дне, который оставил свой неизгладимый след на всю жизнь, о дне, который ни для кого не должен повториться.

В один из оккупационных дней 1942 года вместе с матерью, пройдя 18 км, к десяти часам мы стояли у районного Дома культуры, превращенного оккупантами в тюрьму с ее фашистскими особенностями. Цепь полицейских плотным кольцом закрыла подступы к зданию осаждавшей толпе. Разорвав кольцо, в круг въехала тачанка с двумя полицейскими при станковых пулеметах и с откормленным эсэсовцем. За ней следовали подводы, я не помню, сколько их (было) десятков, на которых кроме ездовых восседало по одному полицейскому. Конный эскорт автоматчиков замыкал колонну. Выстроившись «зеленой улицей» от выходных дверей до подвод, замерли полицейские, ожидая выхода начальства. Ровно в одиннадцать с подвижностью заведенной игрушки (под стать фюреру) появилось начальство. Истерическая команда, дверь распахнулась, и старший полицейского наряда отдал команду выходить по одному.

Никто, кроме эсэсовцев, не знал да и после не за всех узнал, куда отправляли плотно стоявших за дверью коммунистов. Говорили, что на станцию Верховцево. Я слыхал и видел, как скрыто от постороннего глаза фашисты чинили свой зверский танец над винными и безвинными советскими людьми.

Но то, что было здесь, я видел в первый и последний раз. Измученных людей на «зеленой улице» кто куда горазд били кулаками, носками (сапог), прикладами, рукоятками пистолетов, волочили по мостовой. Это была уже гроза немецкой оккупации. Толпа вздрагивала, а родственники неистово кричали. Я помню, когда упавшего коммуниста тупой кованый приклад ударил по голове и в стороны брызнули и заискрились на солнце кровь и мозги. Толпа согнанных и окруженных автоматчиками людей взревела. Желтые круги поплыли у меня перед глазами, и очнулся я далеко за полдень у чужих, но наших советских людей.

– Мама твоя придет, – сказала пожилая женщина.

Светило солнце, но, кажется, не так ярко, высоко плыли одинокие рваные облака, и я думал, что они уносят на восток скорбную весть.

Я, помню, выделялся среди своих сверстников физической выносливостью, когда озорное мальчишество искало развлечений, не задумываясь над их последствиями. Но с этого дня пошло по-другому.

Густая седина посеребрила мальчишескую голову, страшные головные боли много лет изо дня в день не оставляли меня, не позволяя даже детские примитивные развлечения.

Это не должно повториться ни для детей, ни для взрослых. Я желаю этого только тем, кто раздувает, развязывает войну, чтобы они смогли загребать жар своими собственными руками.

Матвиенко Г. С.

22 июня 1961 г. г. Запорожье

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 47. Л. 63–63 об.

№ 59

Незабываемое

В холодную, с лютыми морозами зиму 1942 года крупный железно-дорожный узел Донбасса станция Ясиноватая (ныне город) был уже оккупированным гитлеровскими и итальянскими фашистами.

У людей, судьба которых забросила в лапы озверелой орды, не было ни хлеба, ни топлива, ни… свободы.

За малейшее непослушание грозил расстрел, а за уничтоженного оккупанта могли взять до ста, любого возраста, заложников, будь то старики или женщины, и расстрелять. Так гласили отпечатанные типографским способом объявления, расклеенные на видных местах домов, оград или просто на столбах.

Запугивание отразилось на лицах людей. Они ходили с опущенной головой, оборванные и голодные, а на изможденных лицах можно было видеть их ненависть к врагу.

На новом вокзале с южной стороны сожженного пассажирского здания орудовали итальянские оккупанты. Они составами привозили огромные бочки с вином, продукты, боеприпасы и чугунные передвижные печи. Итальянцы очень трудно переносили русскую суровую зиму. (Поэтому) командование итальянской армии решило обогревать на фронте своих вояк. Однако ни печи, ни лягушачьего цвета шинели не спасали их. Они натаскивали на себя все, что попадало им под руку в домах населения. Иной ограбленным байковым одеялом укутывал себе голову, мешковиной повязывал сверх ботинок, и получался не солдат, а какое-то огородное пугало. Во многих местах их находили мерзлыми. Не помогали им вино и хорошее питание. Бывали случаи, что в итальянской армии и кошек… употребляли себе в пищу. Один итальянец на новом поселке отнимал уцелевшую корову у подростка. Когда мальчик стал протестовать,