Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

очень просто, я работал на заправке угля. Василий Павлов тоже работал на железной дороге, чистил топки паровозов. И редкий раз он не оставлял гостинца от себя. Он мне однажды показал, какой пришел паровоз «красивый». И нам стало на сердце так легко, что мы в тылу врага, но тоже помогаем фронту, где наши отцы и старшие братья боролись за нашу свободу.

Очень хочется встретиться с Василием Павловым, Павлом Семеновым, Екатериной Михайловой. У нас теперь будет о чем поговорить, раньше мы боялись друг друга, верно?

До скорой встречи, люди, Корелия, Лужана. Будьте любезны, помогите нам встретиться. Поместите письмо в газету. Заранее благодарю.

Пономарев Г. В.

7 апреля 1965 г. Калининградская обл., г. Светлогорск

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 60. Л. 8–10 об.

№ 64

Память о концлагере Слоним

…В боях под Оршей я был ранен и попал в плен. Трудно себе представить мое состояние. Идти в руки врага беспомощным и вместе с тем надеяться, что, может быть, я смогу, что-либо сделать (для) Родины в дальнейшем, придавало мне силы. Перевозка на автомашинах до Минска, обитание в голодном состоянии в недостроенных домах Минска, наконец, дальнейшая отправка в Барановичи, где нас поместили за каменной стеной. Через несколько дней отправка пешком в г. Слоним в концлагерь – все это осталось у меня в памяти до сих пор.

Трудно представить себе сплошную толпу из пленных, которые стояли прижавшись друг к другу, стараясь найти несколько минут для сна. Снаружи холодно, внутри толпы слишком жарко – непрерывное движение нас не согревает, и вместе с этим не хотелось отрываться от своих товарищей, чувствуя их локти, понимая выражение лиц, чувствуя их мысли… нет, если мы и оказались в плену, то мы еще не побеждены.

По дороге в Слоним ослабевших наших товарищей, упавших от бессилия, раненых, безжалостно расстреливали на наших глазах.

Небольшая передышка перед Слонимом. Привал. В нашу толпу вмешались местные женщины с хлебом, и доставшийся мне маленький кусочек черного хлеба дал мне не только физическую силу, но и особенно моральную. Мы с народом, народ нас поддержит. Говорить нам не было возможности, но мы чувствовали их любовь, их надежду на нашу армию, несмотря на наше плачевное состояние. Остальной путь мы (прошли) с чувством несокрушимой силы связи с народом, что и определило нашу дальнейшую деятельность, конечно, если бы мы остались живы.

Говорить о концлагере в г. Слоним – это переживать горькие минуты своей жизни: 2 ложки плесневой муки на один литр воды два раза в день было нашим суточным рационом. Все лежали. Двигаться было трудно. Круговая охрана пулеметчиков по изгороди создавала безнадежность какого-либо побега, но вера в наши последние силы создавала все-таки условия для побега. Необходимо было заготовить дрова на лагерь, и я в числе нескольких своих товарищей вызвался участвовать в этой работе. Охрана была слабой. Нас было 20 человек на трех охранников. Внешне дружеское отношение с охранниками помогло мне с товарищем оторваться от группы и… Скитание по лесам Западной Белоруссии, питание ягодами, обращение к жителям отдельных хуторов помогло нам восстановить силы…

…Остановились в деревне Скробово. Нас было уже 10 человек. Это уже сила…

Без вести пропавшим, как меня считали родные, я был 1,5 года, и лишь первые рейсы с Большой Земли, доставившие нашему соединению оружие, обувь, некоторые дефицитные продукты, дали возможность обменяться маленькими весточками с нашими родными…

6 марта 1965 г. Самсонов А. А.

г. Москва

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 66. Л. 94–96, 100.

№ 65

Судьба моей семьи

Родился в Смоленской области в Сафоновском районе. У меня есть двоюродная сестра, то есть сестра моей мамы, вот у нее есть дочь, зовут Галей или Светланой, точно никак не вспомню. Мне тогда было семь лет. Еще был брат, звали его Колей, он был в детдоме в Беднодемьяновске. Это недалеко от станции Рузаевка, недалеко от г. Пенза.

Шла война, кажется, первый год. Немцы вступили к нам в начале осени. А в начале лета мы как-то раз сидели дома: мама, я, братик Витя, сестренка Люда, а брат родился как раз в начале войны. И вот мы сидели вчетвером дома, как сейчас помню, пришла к нам тетя какая-то. Наверно, мама ее знала. Пришла и так тихо говорит: «Отца своего хотите увидеть?» Вы прочтете и поймете, какая это была радость. Но радоваться и восторгаться (этой новости) нельзя было: в соседней квартире были фашисты и могли нагрянуть в любую минуту.

И так было радостно и нерадостно, все кругом было разрушено, кругом шныряли зеленые мундиры с завернутыми рукавами до самых локтей. Вот стемнело, и мама привела папу. Так папа сидел два дня, стал скрываться от местных полицаев, потому что они все знали и всех. А потом мы уехали в деревню Леоново.

Отец ушел в лес, а мы вчетвером остались у двух папиных сестер. Потом немцы начали отступать. Я как-то раз выхожу на улицу и вижу, что немцы собирают людей, с другого конца деревни гонят людей.

Собрали нас в овраг, там, напротив мельницы, и так мы стояли целый день. А это было примерно в феврале. Потом под вечер нас подвели к шалашу, к летней постройке. Там мы все, женщины и дети (провели) всю ночь. А наутро нас всех подняли и повели на расстрел, но мы, конечно, сначала не знали, (но) они нам сказали, что, мол, поведем вас в другую деревню. Сначала вели нас правильно, а потом свернули с дороги и поставили нас на опушке леса в одну линейку, поставили два пулемета, напротив (нас), и лошади (были) запряжены в сани, а на санях пулемет. А потом приехал их офицер, что-то сказал. И четверо немцев (начали брать) кучками людей, человек по двенадцать, отводили в сторону, ставили задом и расстреливали. Когда очередь дошла до нас, я стоял вместе с мамой и сестрой, а маленького братика мама держала на руках. Я только услышал, как начали стрелять, и я упал без сознания. Когда я очнулся, то немцев уже не было, и нас тогда встало 7 человек: две женщины, у одной женщины встала девочка, а у другой мальчик маленький, девушка лет двадцати, я и мой брат двоюродный.

Мы все встали и ушли в лес, дальше от этого места. Сели мы с братом под елку на кучу хвороста и уснули, а те пять человек под другим деревом. Когда я проснулся, то тех пяти человек уже не было. Мы вдвоем