Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

возникшая еще в тот памятный день, когда стало известно о вероломном вторжении через границу, и как-то незаметно притаившаяся в сердцах за истекшие сутки того, как в бою там, на пшеничном поле, над ним была одержана маленькая победа, вспыхнула с новой силой…

Двухэтажный дом, в котором утром разыгралась трагедия многих человеческих судеб, стоял в парке, окруженный столетними деревьями. Раньше он принадлежал какому-то немецкому барону, бежавшему в Германию в 1940 году. Подожгли его около двух часов ночи. Потушить пожар сразу не удалось. Сначала потому, что парашютисты бешено отстреливались, а когда они были перебиты – уже было поздно. И только теперь пожарная команда, с трудом собранная в местечке, лежавшем в километре отсюда, заливала водой еще дымившиеся деревянные конструкции.

Запах гари, несмотря на отсутствие ветра, чувствовался далеко. Он мало походил на обычный смрад пожарища – пахло горелым мясом, а вблизи особенно. От этого щекотало в носу. Першило в горле, и люди чихали, кашляли. Кружилась голова, и некоторым казалось, что вот-вот стошнит. От дома остался один каменный скелет, зиявший пустыми глазищами оконных проемов. Двери и полы сгорели. Крыша обвалилась внутрь, погребя под собой останки несчастных, нашедших себе здесь эту страшную смерть. Над стенами возвышались только две печные трубы…

Вокруг здания и между стволами деревьев парка валялись трупы. Те, что были в серо-зеленых мундирах, с касками, почти все лежали на спинах, устремив свои остекленевшие глаза ввысь, к небу, как бы моля своего бога о пощаде за свое подлое злодеяние. Другие лежали ничком, неестественно распластавшись по земле. Они были черные, обгоревшие. Тот, у которого остановились пулеметчики, лежал метрах в десяти от здания. Ему, видимо, удалось выброситься из окна и отползти. Кисти рук, впившиеся пальцами в утоптанную на тропинках землю, были не тронуты огнем. Это были обыкновенные руки солдата, отполированные под бронзу солнечным загаром. Такого же цвета была небольшая полоска шеи выше воротника гимнастерки. Волосы на голове сгорели, и сквозь трещины обуглившейся кожи виднелся череп. Уши, покрытые водянками, были целы, но распухли. Одежда на спине и боках, ремень и обмотка на правой ноге истлели и слоем пепла покрывали почерневшую кожу. Из-под тела проглядывали остатки обмундирования цвета хаки. Одна нога была в ботинке, левой же ступни не было. Сквозь обгоревшие бинты на землю просочилась кровь, следы которой алели на тропинке. По характеру ранения догадались, что это был труп командира стрелкового отделения, раненного вечером. Документы, сохранившиеся в кармане гимнастерки, подтвердили догадку.

Зрелище было куда ужаснее, чем то, от которого содрогнулся Теплов, когда увидел обезображенный труп (лейтенанта) Сатпаева (первой потери отступавшего батальона). Но сейчас он стоял здесь и не отворачивался, как в ту ночь, а смотрел на это тело и весь трепетал от душившей его ярости, как трепетали все стоявшие рядом. «Этого нельзя простить… никогда».

Через час бойцы разобрали завалы. Извлекли из-под обломков обгоревшие трупы, скелеты с кусками мяса и отдельные члены погибших при пожаре людей и бережно уложили их в братскую могилу. Речи, с которыми выступило несколько бойцов и командиров перед тем, как прозвучал прощальный салют, были краткими и диктовались только одним чувством – ненавистью. «Месть, беспощадная месть – вот единственно возможная плата по этому кровавому счету», – таков был смысл этих речей.

А когда над могилой вырос холмик, к бойцам, построившимся по подразделениям, обратился комиссар батальона старший политрук Медведев: «Товарищи! На этом месте будет поставлен памятник. Но это со временем, после победы. А сейчас надо драться! Много вам еще придется пройти по дорогам этой жестокой войны. И много людского горя увидеть. Но, где бы вы ни были, вы не забудете о том, что пришлось увидеть сегодня. А когда вам будет особенно трудно – пусть перед вами встанет этот дом и эта могила, и вы найдете в себе силы одолеть врага в самом безвыходном положении. И еще. Всем тем, кто этого не видел, скажите: “Хочешь жить – убей фашиста! И не только фашиста, но и всякого другого, кто посмеет перейти рубежи нашей священной земли”».

7 мая 1961 г. Пехтерев Н. М.

г. Курск

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 57. Л. 200–203 об.

№ 63

Мы должны встретиться

Это было в 1941 году. 17 сентября фашисты подошли под г. Ленинград, г. Пушкино. Мне было 15 лет, и мама переживала, что я плохо кушаю. И вот с этого дня я стал вспоминать, почему плохо в то время кушал.

Нас, всех мужчин, и меня в том числе, угнали в фашистские лагеря, где начался фашистский ад. Дохли (мы) как мухи с голоду, холода, тифа. Я и четыре человека со мной, которые работали, решили бежать вместе. Оружием была лопата. И она помогла убить часового, и мы разбежались кто куда.

Я попробовал пробиться в Ленинград, но (это было) невозможно, и мне подсказали пробираться в тыл, в г. Луга, это 136 км от Ленинграда. Там (сказали) есть партизаны. Тяжело было пробираться голодному и холодному. В наших деревнях даже не открывали дверей. Их фашисты напугали, что, если кто будет пускать посторонних, значит, скрываете партизан. Значит, расстрел.

Ну, где дохлая лошадь, где перекопаем мерзлую землю, найдем картошечку (для питания). Так добрался до Луги. И все проселочными дорогами. По главным (дорогам) везде ждали фашисты, забирали в лагерь. Ну, вот я и стал искать партизан. И, на мое счастье, я встретил коммуниста Павла Семенова, который мне сказал: никого больше не спрашивай, никого, пока живой, а давай устраивайся на железную дорогу на работу. Я стал возражать, что работать на фашистов (не хочу), потому что пионер. (Он ответил:) «Вот и хорошо. Вот такие ребята нам и нужны». Ну, я поверил, пришел. Он меня привел в контору фашистов. Там мне написали записочку, и я пошел на биржу труда. Мне там выдали немецкие документы и устроили меня на железную дорогу стрелочником. Вот теперь я имел право днем и ночью приходить на железную дорогу, что и нужно было.

Первым ко мне пришел Василий Павлов, и мы с ним стали друзьями, он был комсомольцем. Прошло немного времени, и я получил задание заморозить дорогу, это было зимой, чтобы фашистские мерзавцы не могли попасть на заправку и развернуться. Несколько раз было удачно, но однажды был избит фашистом, который здесь командовал, и переведен на разгрузку угля.

Но здесь появилась Екатерина Михайлова, которая приносила уголек, но еще тот уголек, от которого, когда он попадал в топку, все разлеталось вдребезги. А мне это было делать