Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

Не по нраву мне сия княжна прегордая! Строит из ся чёрт знает кого, а сама… княжич Владимир её и знать не хощет! По милости да по доброте князя Ярослава токмо и живёт тут! Другой бы давно её в монастырь спровадил! – неожиданно резко, со злостью отрезал Володислав.

– Не забывай, кто её отец! – Боярыня Звонимира была не из простых и в делах на Руси разбиралась хорошо. – Пригодится нам, может, когда кумовство ваше. Как знать.

– Как бы хуже не содеять. Погоди. Вот отдохну с дороги, высплюсь, к Яволоду схожу. Перетолкуем, порешим, – отмахнулся от навязчивой жены Кормилитич.

Он устало растянулся на постели и мгновенно погрузился в тяжёлый, наполненный странными видениями сон.

…К Яволоду он явился уже под вечер, хмурый, с головной болью. Подержал на руках крохотного младенца-племянника, расцеловал в обе щеки зардевшуюся Порфинью, Яволоду бросил через плечо, как бы между делом:

– Не надобно княжну Болеславу в крёстные звать. Рука у её несчастливая. Да и сама она хмурая да неприветная. Давай попросим княгиню Анастасию Ярославну. Не откажет. С Порфиньей дружна.

Яволод, мысли которого заняты были женой и сыном, почти сразу же согласился. Потом, правда, нахмурил чело, промолвил:

– Дак мы вроде уговорились уже. Мыслили ко княжне Болеславе послать.

– Но не послали же! Вот и не надо. У княгини Анастасии длань лёгкая и щедрая. Да и крёстную такую иметь – любому в радость будет.

…Мальчика нарекли при крещении Георгием, а по-простому, по-домашнему стали звать «Дюргий». По случаю крестин первенца Яволод учинил на дворе перед своим новым, уже почти выстроенным теремом шумный весёлый пир, пригласив на него и князя, и княгиню, и всех ближних бояр.

Отроки щедро наливали в чары вино, мёд, ол. Володислава посадили на почётное место рядом с самим князем. Осмомысл ел немного, пил и того меньше. На старшего Кормилитича смотрел внимательно, словно стараясь угадать, что он за человек, чем живёт, чем дышит. Володислав робел, прятал очи долу, сидел, ёрзал, словно на раскалённую сковороду попал. Дрожь охватывала его тело; испытывая прилив небывалого волнения, он нервно сжимал кулаки, тщетно силясь успокоиться.

В разгар веселья князь внезапно поднялся и знаком позвал его за собой. Вдвоём они вышли в одну из горниц, пахнущую свежей древесиной. Горницы пока ещё были пусты, ещё не переехал окончательно Яволод в этот терем.

Осмомысл раскрыл ставни окна. Промолвил тихим голосом:

– Тимофей тебя хвалит. Смыслён ты в деле, боярин. Мне люди хитрые и с головой нужны. Даю тебе седьмицу на отдых в лоне семьи. После новое дам порученье. Поедешь в угры, к королю Беле. Младшего брата, Ярополка, с собой возьми. Грамоту вам дам. Ну, а сейчас пойдём обратно, к столу. После тебя наставлю, как и что. Ныне не время. За вином и олом умные разговоры не ведутся.

Князь улыбнулся, кажется, в первый раз при Володиславе.

Это был хороший знак. Выходит, идёт он, сын Млавы, по верной дороге.

Пир закончился поздним вечером, при свете факелов. Гости расходились, ускакал Филипп Молибогич, уехала, распростившись горячо с Порфиньей, Ингреда с супругом, отправился восвояси Семьюнко со своим семейством. Князь такожде повелел закладывать возок.

Тишина воцарилась в тереме. Ещё не до конца отстроенный, высился он мрачной громадой на фоне быстро темнеющего южного неба, не обжитый покуда, одинокий посреди невысоких строений Угорской слободы.

Володислав поднялся на верхнее жило, прошёл на гульбище, глянул в синюю вечернюю даль. Дышалось полной грудью, легко и свободно. Думалось: ну вот! Первые шаги на княжеской службе ему удались. Он и дальше будет служить так же толково! Он сядет на первых местах в думе княжой, а дальше… Голова кружилась! Что первый ряд?! Вот кресло, столец княжеский! Туда бы воссесть!

Володислав не сразу почувствовал чужое присутствие рядом. Здесь, на гульбище, в полумраке, был ещё кто-то. Он увидел тонкую фигуру рядом со столпом и невольно вздрогнул. Он понял: это была она! Во время пира сидела где-то между боярынями, смеялась, как все, кажется, пригубила заморского вина. А потом, верно, пошла с Порфиньей смотреть терем и задержалась здесь, нарочно или нечаянно. А может, следила за ним?

Он подошёл к ней вплотную, обхватил дланями тонкий стан, притянул её к себе. Женщина стала вырываться.

– Пусти! Я сейчас закричу, переполошу весь дом! Отпусти немедля, постылый!

Кормилитич прянул в сторону. Болеслава схватила со стены факел.

– Вот суну те в рожу! – угрожающе промолвила она.

Яркий свет озарил их лица, напряжённые, полные страсти. Взгляды, перекрещиваясь, метали искры.

– Болеслава, княжна! Ты не уходи! Постой, побудь тут со мной! – вырвалось у Володислава.

– Хватятся, сыщут, что подумают? – прозвенел в ответ её строгий голос.

– Да мы недолго. Хоть мгновение! Дай на тебя полюбоваться!

– Я те не кукла! Что сказать хошь, говори! Вборзе токмо!

– А что я скажу? Что люба ты мне, дак не поверишь! Что, у чехов будучи, кажен день, кажен час о тебе одной думал, дак, опять-таки, на смех токмо подымешь! Но всё одно: знай! Всё знай! Где б я ни был, что б ни делал – ты одна в мыслях и мечтах моих!

Княжна не ответила. Стояла, отведя в сторону взгляд, какая-то беспомощная, жалкая даже. Хотелось снова обнять её, расцеловать, защитить от напастей бушующего вокруг мира, упасть на колени, покаяться во всех грехах.

Но снизу в этот миг Болеславу окликнула Порфинья. Встрепенувшись, княжна побежала вниз, махнув ему рукой и коротко промолвив:

– Идти мне надоть. Свидимся.

Нежный голосок её ещё долго стоял у Кормилитича в ушах. Невесть сколько простоял он на гульбище, вдыхая аромат зелени и цветов и слушая незнакомую заунывную венгерскую мелодию, льющуюся снизу, из одного из ближних домов.

«Она будет моею! Должна стать!» – стучало в голове.

Глава 82

В доме вдовицы-сестры, Гликерии Глебовны, тихо и неприметно угас старый боярин Зеремей. Выданный Осмомыслу королём Белой, старый крамольник был вторично прощён князем.

– Жаль мне седых твоих волос, – сказал Ярослав, когда старика-крамольника притащили к нему в цепях. – Сотворил ты мне великое зло, но простил я тебя. Но, видно, зря, раз ты снова за старое взялся и короля сговаривал пойти ратью на Червонную Русь.

– Прости, княже! – Зеремей рухнул на колени, звеня железом.

Долго думал Ярослав, как поступить со старым врагом. Крови, казни не хотелось. В конце концов велел князь выпустить Зеремея из поруба, расковать его и поместить в доме у сестры, под надзором отряда оружных гридней.

Слёзно благодарил боярин Ярослава за доброту, снова валялся в ногах, седая голова