Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

тяжелый подбородок. Все в нем угловатое, могучее, грубое. Ждала – не заговорит ли? Но он, уставившись в огонь, молчал, схватив колени руками. Угли тухли, покрываясь пленкой пепла.

– Леша спит?

– Спит вже.

– Пойдем домой.

И, не ожидая ответа, взял Лешу на руки. У ворот попросил ее побыть на дворе: они еще посидят у костра…

Прильнув щекою к теплому столбу ворот, она почувствовала, как истомо заныло сердце… Он взял ее за руку, притянул к себе – какая она легкая!..

– Степушка!..

Сразу за огородом начиналась Лебяжья грива, поросшая у подножья березняком. Как медведь продираясь в зарослях, Степан шел в гущу леса, не чувствуя на руках тяжести ее тела. Она говорила что-то бессвязное, случайное, обвив руками столб Степановой шеи, жарко дыша ему в щеку.

– От тебя пихтачом пахнет, – сказал он каким-то странным, срывающимся голосом. Под ногами шуршала трава, цепляясь за бахилы, рвалась, прямилась; алмазами помигивало небо. Где-то в низине ухал филин и голосисто заливалась собака.

– Куда ты, Степа?

– На гриву елани. Там – красиво, – выдохнул он, прерывисто дыша. Она чувствовала, как все сильнее стучало его сердце, словно хотело выскочить из груди и улететь птицей.

– Я пиду сама, Степа!

– Ничего. Подниму!

– А – гадюки?

– Спят. Расползлись которая куда.

– Ой, ктой-то? А?

– Филин ухает.

– Боже ж мой, скико лесу?

Он еще сильнее прижал ее к себе и все шел, шел, поднимаясь пологим взгорьем.

Рассказы

Большой лоцман

1

Огромный плот строевого леса на причале у берега бурной Тубы. Ворчливая река шумит и поблескивает в сумерках серебрящейся рябью. По ту сторону реки черною стеною высится хвойный лес. И чем гуще сумерки, тем ярче выделяется огненное пятно костра на высоком берегу Тубы.

Сплавщики ужинают! Они лежат вокруг костра вразвалку. На их лицах играют багрово-красные блики. Сам лоцман Прелюбов, косматый мужик в брезентовых штанах и в широкой брезентовой куртке, в стороне от сплавщиков важно пьет чай из кружки и, косясь одним левым округлым глазом, присматривается к угрюмому парню, сидящему на колодине, поросшей зеленовато-сизым мхом.

– Экий ты ершистый, – говорит лоцман парню. – Просишься в бригаду, а разговор толком вести не желаешь. Откуда ты вышел из тайги? Матушка тайга велика. Говори, где был, как нашел леспромхоз, кто тебе указал нашу бригаду, чей будешь, как твое имя? На воде, паря, всякое приключается, якри ее, а вдруг утонешь? И весть подать некому будет. Все надо сказать. А тогда мы подумаем – принять тебя в сплавщики али не принять.

– Раньше вас не утону, – угрюмо ответил парень, сверкнув большими серыми глазами из-под черных ресниц. – А плавать-то я не хуже вас сумею.

Сплавщики расхохотались, а один из них, с рыжими усиками и такой же рыжей бородкой, подмигнул товарищам и сказал:

– Послушайте-ка, ребята, да ведь это сам Большой Лоцман!

– Лоцман и есть.

– Оно на то и похоже.

– И повадка у него лоцманская.

– Ха-ха-ха!..

Угрюмый парень сердито смотрит на хохочущих сплавщиков и мнет в руках старенькую выцветшую фуражку. Лоцман Прелюбов, пощипывая пальцами черную бороду, пристально, по-мужичьи тяжелым взглядом из-под бровей посматривает на парня и что-то старается вспомнить. Где он встречал точно такого сердитого паренька? На Амыле? Кизыре? Козыре? Или на Енисее? Но где-то, где-то встречал.

– Вроде узнаю тебя, паря, – говорит лоцман и, широко улыбаясь, вразвалку подходит к колодине. – Ты чей будешь? Не из Казачьего ли Каратуза Черемных?

– Черемных.

– Ивана Матвеича сын? Гришкой тебя звать?

Парень сердито свел брови, нехотя ответил:

– Я и есть. А што?

– С этого бы и начинал, – упрекнул чернобородый лоцман Прелюбов и обратился к сплавщикам: – Зря мы пошутили, ребята. Это парень бывалый. И кровь у него натуральная, лоцманская. Только разве купель лоцманскую не изведал. Так это еще впереди. А Иван Матвеич Черемных – лоцман, каких мало. Да разве вы не помните, какие плоты водил он по Енисею? И ни разу не сиживал на мели. Лесные караваны водил вплоть до Енисейска! То-то и оно. Помню я тебя, парень, – опять повернулся он к Грише. – Ты еще вот такой был, – лоцман показал на аршин от земли, – а уже на плотах с отцом отирался… А что ж ты в грамоту не ударился? В теперешние времена молодежь из деревни в грамоту ушла. А ты?

– Я буду плавать.

– Ишь ты! Стало быть, грамота не далась тебе? Жаль…

– Семилетку в Каратузе закончил, – перебил словоохотливого лоцмана Гриша Черемных.

– Семилетку? – Лоцман удивленно покачал головою. – И не пожелал идти дальше? Пошто так? Теперь грамотные люди нужны. Свои заводы строим. Лесопильные. Машины вырабатывающие, стекольные. И разные фабрики. Все предусмотрено по пятилетке. Али ты в Каратузе не слышал про пятилетку? Колхоз-то у вас есть или нет?

– Колхоз будет.

– Как не быть, будет, знамо дело, – согласился лоцман. – Вот ты бы и шел на агронома учиться.

– Я буду плавать, – еще раз напомнил бородатому лоцману Гришка Черемных и вздохнул с облегчением: разговор окончен.

Сплавщики согласились принять Гришу Черемных в свою бригаду. Но никто из них и не думал в этот момент, что это их согласие – серьезное. В охотку, мол, Гриша сплавает разок, а там и отстанет. Но именно с этого дня Гриша и стал считать себя членом знатной бригады лоцмана Прелюбова.

Настала ночь. Сплавщики вокруг тлеющего костра, всхрапывая, спали вповалку. Грише не спалось, и он долго сидел на гребневой бабке на плоту, прислушиваясь к шуму воды.

Вспомнилось родное село на Амыле, Казачий Каратуз, и, точно въявь, встал перед глазами крестовый домик отца с зелеными ставнями. В палисаднике зреет малина, наливаясь пунцовым соком. В ограде хлопают крыльями курицы. Под навесом, в тени, смолит новую лодку страдающий ревматизмом отец Гриши. Как всегда летом, отец в валенках. Он свое отплавал. Теперь он будет смолить лодки, рыбачить и потихоньку доживать свои дни в домике с зелеными ставнями. «А ежели тебя манит на воду, – как-то сказал Грише отец, – иди в леспромхоз и начинай плавать. Куда-нибудь приплывешь. Я доплыл до лоцмана».

В последнюю ночь перед уходом из дому Гриша долго бродил по сонному Каратузу, останавливаясь на перекрестке каждой улицы, внимательно присматривался к домикам, к переулкам, к оградам, к большой школе, – точно старался запомнить родные углы. И вот Гриша на плоту. Он так хотел плавать!.. Он будет плавать. Бурная Туба, ревучий Кизыр, дремотный Енисей, – да мало ли рек и речушек в Енисейском бассейне, по которым проплывет Гриша Черемных!

Гриша проснулся на зорьке. Плот готовился к отплытию. Лоцман, в брезентовой куртке нараспашку, важно отдавал команду:

– Отдай причалы, Трофим!

– Можна-а. Отдаю.

– Егор Денисыч, поднажми на