Наварин (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

– Шесть больших кораблей, на которых по сто пушек имеется, а также десяток более мелких судов!

– Что-то долго наши «друзья» в сумнениях пребывали! – рассмеялся Петр Иванович. – Могли бы и раньше решиться на вылазку. Сколько же можно в норе дарданельской прятаться!

Контр-адмирал открыл ящик стола и, вытащив оттуда денежный кошель, бросил его перед сообщившим известие шкипером.

– Бери – это твое!

Шкипер, сглотнув набежавшую слюну, торопливо засунул за пазуху туго набитый золотом кошель:

– Спасибо, мой благодетель, я и впредь буду стараться разузнавать для тебя самое приятное!

– Мне не приятное надобно, а правдивое! – усмехнулся контр-адмирал. – А о приятностях мы поговорим как-нибудь после войны!

О возможно скором выходе турецкого флота Рикорд немедленно проинформировал Гейдена. Сам тем временем привел свой отряд в полную готовность и собрал в единый кулак у Мавро. Три линейных корабля, два фрегата и бриг – этого уже могло вполне хватить, чтобы, если не разгромить турок, то хотя бы дать достойный отпор. На блокадном отряде известию о возможной вылазке турок радовались. Всем давно осточертела тягомотина дозорных будней и хотелось настоящего горячего дела.

– Выпьем за то, чтобы предстоящая Дарданельская битва была не хуже Наваринской! – поднимали в те дни бокалы в кают-компаниях блокадного отряда.

А тут и Гейден с еще четырьмя линкорами примчался. Теперь русский флот был готов встретить противника во всеоружии – семь линейных кораблей, три фрегата, корвет и два брига. Выстоять против такой силы турки уже не могли! Однако на деле все было не столь просто.

Вслед за нашими подтянулась к проливу и английская эскадра – шесть линкоров, три фрегата и несколько мелких судов во главе с 84-пушечной «Азией» под флагом вице-адмирала Малькольма. За англичанами показались и французы – два линейных корабля с двумя фрегатами. Вместо отозванного во Францию де Реньи, ими командовал контр-адмирал Розамель. Не остались равнодушным к происходящему и старый знакомец Дандоло, приславший 36-пушечный фрегат. Даже нейтральные голландцы не удержались от соблазна. Вдалеке маячили и их фрегат, и бриг.

Появление всей этой армады у входа в Дарданеллы тревожило наших, так как было абсолютно не ясно будет ли вся эта свора соблюдать нейтралитет в случае нашего сражения с турками.

– Если против нас решаться выступить англичане, то исход сражения предположить сложно, с остальными же мы справимся! – рассуждали наши офицеры. – В любом случае дешево свои жизни не отдадим!

– Пусть только сунутся, мы им по сопатке-то накостыляем, не возрадуются! – рассуждали в батарейных палубах матросы.

Двусмысленность ситуации понимали и «союзники», которые не имели особого желания воевать с русскими вдалеке от своих баз. Ограничившись демонстрацией, европейские эскадры вскоре ушли по своим делам.

Через день наши фрегаты захватили две турецкие соколевы. Те, будучи посланы в разведку, опрометчиво высунулись из пролива. Одновременно на анатолийском берегу показались многочисленные отряды спагов. Турки гарцевали на конях у самой воды, палили в воздух и размахивали кривыми саблями. Это было красиво. Но, увы, бесполезно. На этом, собственно говоря, вся решимость турок и закончилось. Линейный флот Высокой Порты так и не посмел явить себя в Эгейских водах.

Пользуясь случаем, Гейден побывал на всех судах блокадного отряда и объявил благодарность Рикорду за его правильные действия., сказал спасибо командам. Усилив блокадный отряд «Царем Константином» и завершившим ремонт «Фершампенуазом», Гейден с остальными судами вернулся на Порос. Там сразу же пришлось заниматься сгнившим линейным кораблем «Эммануил». Освидетельствовал корабль Михаил Лазарев. Осмотрев линкор, он пришел в ужас. Из докладной контр-адмирала Лазарева: «До такой степени сия гнилость во внутренней обшивке и шпангоутах велика, то сие доказывают болты, коими прикреплены вант-путенсы, ибо, несмотря на широкую планку и чеку на концах оных, их вытягивает вон сквозь самое дерево…»

– Как вы вообще на нем в море ходите? – спросил Лазарев капитана 1 ранга Егору Куличкина.

– Да так и ходим с осторожностью! – вздохнул тот. – Бывает забудешься, как топнешь ногой по палубе, а под тобой доски гнилые и проваливаются! Ежели растеряешься, то и в трюм улететь можешь!

– Что будем делать? – вопросил Гейден своего начальника штаба, после того, как и сам пролез по трюмам сгнившего корабля.

– Думаю, что исправлять повреждения уже не имеет смысла! – высказал свое мнение Лазарев. – Новый корабль будет стоить гораздо дешевле! А в море ходить – людей губить!

– Согласен! – хмуро кивнул Гейден. – Единственно, что еще можно сделать – это продать «Эммануил» на дрова!

История с «Эммануилом» получила неожиданное продолжение. Когда император Николай прочитал письмо Гейдена о негодности корабля, которому не было еще и пяти лет, то пришел в бешенство.

– Это уже даже не разгильдяйство, а самое что ни на есть вредительство! Так нам никогда никакого флота не построить! – сжимал кулаки в ярости русский царь и был совершенно прав в своем гневе.

Император затребовал к себе строившего линкор корабельного мастера Попова. Тот, узнав о цели вызова, сразу же объявил, что болен и пред царские очи предстать никак не может.

– Врет! – не поверил Николай и послал к корабельному мастеру своего лейб- медика.

Вернувшись, доктор объявил, что Попов на самом деле весьма болен от больших переживаний.

– Раньше переживать надо было, когда корабль негодный строил, а не теперь, когда надо отвечать по счету! А, впрочем, черт с ним! – махнул рукой Николай. – Вызвать ко мне Моллера – он есть первый виновник!

Морскому министру сказаться больным не удалось, и перед императором он предстал с взором печальным и тоскливым. На вопрос Николая: «Почему?», министр долго мямлил о том, что корабль был заложен еще в бытность министром его предшественника маркиза де Траверсе, что при закладке не хватило дубового лесу, а тот, что имелся, был сырой, что новая система корпусного крепления Сепингса с помощью металлических книц еще не отработана, что, наконец, корабль, построенный в холодном климате, вообще не может плавать в жарких морях.

Так и не дослушав Моллера, Николай прогнал его прочь со своих глаз.

Что же касается сгнившего «Эммануила», то его поставили на якоря в Поросской бухте и приспособили под плавучий госпиталь. Когда же эскадра засобиралась в обратный путь, бывший линкор разобрали на дрова.

Несколько больше повезло двум другим сгнившим судам – фрегату «Кастор» и корвету Гремящий». Оба они были отправлены на Балтику и благополучно дошли до Кронштадта, где их и разобрали. Геройский командир «Кастора» Иван Сытин получил под свое начало линейный корабль, а командир «Гремящего» Александр Калюбакин фрегат. Несмотря на повышение по службе оба моряка были огорчены происшедшим:

– Чины и должности всегда получить успеется, да и не ради этого служим, а вот