Сестры Мао - Гэвин Маккри

актерами, чем за пьесой, поэтому они не слишком беспокоились о том, что «Фрёкен Юлию» испортили; увлекательнее им было видеть, как актеры попадают в беду, терпят неудачу, переживают поражение. Где-то далеко кто-то начал хлопать. Затем к нему присоединились другие, и аплодисменты перешли на балкон и зрительный зал, охватив весь театр: не овация, а издевательское хлопанье: хлоп-пауза-хлоп-пауза-хлоп-пауза-хлоп.

Ева закрыла уши руками и судорожно замотала головой. Айрис видела, как шевелятся ее губы: «Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись…» Их мать увидела свой шанс и попыталась обогнуть внешний край задника, чтобы незаметно для зрителей скрыться за кулисами перед сценой. Ева сразу же ощутила движение матери и пришла в себя. В порыве гнева она схватила мать за блузку сзади и боком толкнула ее на лампы.

Кислота обычно оставляла в памяти весьма немного пространства. Почти никогда образы, которые Айрис видела во время трипа, не имели отношения к ее собственному прошлому. Реальность менялась, но оставалась непоколебимой, не запятнанной тем, что было раньше. Теперь, будучи чистой, она смотрела с другой точки зрения: все было на своем месте, и вокруг было полно воспоминаний. В мире материализовался необыкновенный образ ее матери – бросившейся головой вперед на сцену и теперь падающей на руки и колени, – но вместе с этим образом, поверх него, в нем играли воспоминания – самые обычные воспоминания, какие могут возникнуть в обычный день. Мать учит ее петь за пианино. Мать проверяет ее домашнее задание. Мать провожает ее на поезде в интернат. Мать сопровождает ее в поезде обратно. Эти воспоминания заставили Айрис почувствовать ужасающее бремя материнской критики. «Перестань уходить в себя. Не падай духом. Приведи себя в порядок. Прояви сострадание. Будь хорошей. Заведи друзей. Больше читай. Анализируй. Говори громче. Пой выше. Выбирай лучше. Какую ты хочешь? Нет, не эту. Ты с ума сошла? Ты хочешь быть как все?» И в то же мгновение эти воспоминания заставили ее действовать: выйти из-за кулис и встать на доски.

Ее мать на четвереньках ползла к краю сцены, похоже, намереваясь спуститься в зрительный зал.

– Помогите! – кричала она. – Помогите! Вызовите полицию. Кто-нибудь, пожалуйста. Я не знаю, кто эти люди. Я не знаю, чего они хотят. Я не имею к этому никакого отношения.

Никакого?

Айрис выстрелила из пистолета во второй раз. Как и раньше, она направила его вверх; не ища цели, просто нажала на спусковой крючок. Пуля попала в театральный фонарь. Стекло, кусочки металла и пластика посыпались на спину ребенка, лежавшего лицом вниз на сцене. Освещение на части сцены стало тусклое. Оператор выбежал из-за кулис и направил камеру вверх, чтобы зафиксировать повреждения. Зрители перестали хлопать. На смену им пришли крики паники, хныканье, громкий треск и стоны, когда люди прыгали за сиденья, лезли через них или под ними, пытаясь выбраться.

Ее мать, свесив ноги с края сцены, чтобы спрыгнуть, повернулась. Она увидела – Айрис с удовольствием изобразила перед ней эту сцену, – как ее дочь подносит пистолет к своему виску. Прижимает дуло к коже достаточно сильно, чтобы оставить отпечаток.

Ее мать увидела это – и замерла.

Увидев, что она замерла, Айрис улыбнулась, убрала пистолет от головы и направила его на зеленый знак выхода над центральными дверями.

Из толпы раздались недовольные крики, но затем она подавилась собственным дыханием.

Пистолетом Айрис прочертила в воздухе линию – мертвенно-медленно, с той скоростью, с какой тратят все силы, чтобы сдержать, – пока в прицеле не оказался лоб ее матери, ее третий глаз.

В твердом сопротивлении матери образовалась трещина; она моргнула.

Айрис провела пальцем по спусковому крючку.

«Играй, женщина».

Челюсть ее матери разжалась, губы разошлись.

«Я должна тебе подчиниться?»

Айрис взвела курок.

«Хоть раз. Ради тебя, прошу тебя».

Ева

1968

XVIII

Наконец процессия прибыла в «Лондон Карлтон». Ева увидела, как Дорис последовала за отделившейся группой к Сесил-Корт. Дорис должна была оставаться с остальными участниками, и Еву разозлило, что она нарушила план. Ева могла вынести что угодно – прямо сейчас, например, она была на пределе своих сил, на грани совершения актов вандализма и насилия, но контролировала, удерживала себя; истерика мелькала в ее жестах, но не захватывала их. И все же она не могла вынести отказа Дорис подчиниться ее контролю. Послушай меня хоть раз, умоляю тебя.

Через несколько минут Дорис в сопровождении ушедшего с ней оператора вновь появилась со стороны Сесил-Корт. Ева перевела дыхание и построила детей в нужный для последнего танца порядок, а затем дала остальным членам коллектива сигнал приготовиться войти в театр. Джошуа выстроил детей в две линии, по одной с каждой стороны от двери.

Обернувшись к Дорис, чтобы призвать ее поторопиться, Ева увидела, что оператор возвращается в ее направлении, а сама Дорис, расставшись с ним, следует в другую сторону – по Сент-Мартинс-лейн в сторону Трафальгарской площади.

Ева дернула Альваро.

– На, возьми, – сказала она, протягивая ему колокол. – Следи за порядком среди детей. Не делай ни шагу, пока я не вернусь.

Она побежала за Дорис:

– Дорис, подожди! Дорис! Дорис!

Дорис делала вид, что не слышит, пока притворяться уже стало невозможно; тогда она повернула голову.

– Ты куда? – спросила Ева.

– Послушай, мне очень жаль.

– Из-за чего?

– Это твой хэппенинг. Я тебе рядом больше не нужна.

– Ты уходишь? Сейчас?

– Возвращайся в группу. Доведите дело до конца без меня.

– Не делай этого, Дорис. Не убегай от нас, как от папы.

– Иди, Ева, иначе ты опоздаешь.

Чуть дальше по дороге было припарковано такси. Двигатель его работал. Находившийся внутри мужчина открыл дверь.

– Что происходит, Дорис? – спросила Ева.

Дорис предложила ей объятие, которое она не приняла, но отказаться от него была бессильна.

– Я не вернусь, – сказала Дорис. – Прости. Ты удивительная. Я тебя не забуду.

– Куда ты едешь? Обратно к папе? Я не понимаю. Ты не видела его с тех пор, как вернулась из Парижа, а теперь тебе вдруг понадобилось его увидеть? Он не может подождать еще немного? Останься и помоги нам закончить это.

– Прости, Ева. Я зашла с тобой так далеко, как только могла.

– Мы только начали. Пожалуйста, останься. У нас получаются отличные вещи.

Она пренебрежительно махнула рукой в сторону театра:

– Гораздо лучше, чем это, обещаю. Это всего лишь тест. В будущем будут вещи получше.

– Продолжайте делать хорошие вещи. Не сдавайтесь.

Глаза Евы наполнились слезами.

– Что же мне делать?

– Возвращайся в группу. Сделайте то, что вы запланировали.

– Нет, я о другом говорю. Что мне делать с этим?