Сестры Мао - Гэвин Маккри

когда получаешь от жизни все, что хотел, и тебе все равно, появляется склонность к философствованию. Говоришь обиняками, превращаешь вещи в символы. В этом наш недостаток.

Мистер Ливер ударил отца Айрис по руке:

– Послушайте, не расстраивайтесь. Вы сделали, что могли, не так ли? Разве не это главное?

Мистер Ливер повернулся к Саймону:

– И вам же это нравится, не так ли?

Саймон пожал плечами:

– Да, неплохо.

Мистер Ливер снова повернулся к Полу:

– Прислушайтесь к своему брату. Он эксперт. Он знает, что хорошо, а что нет.

Пока отец разговаривал с мистером Ливером, Айрис заметила, как Дорис по ступенькам мезонина поднимается в офис. Она стала дергать Пола за рукав, пока он не обратил на нее внимание и не проследил за ее взглядом. Поставив свой бокал, он сказал:

– Присмотри за Айрис минутку, Саймон.

И:

– Приятно познакомиться с вами, мистер Ливер, еще поговорим попозже.

Затем он направился прямо к лестнице и поднялся, перепрыгивая через ступеньки. Проскочив под висевшей сверху табличкой: ÒÎËÜÊÎ ÄËß ÑÎÒÐÓÄÍÈÊÎÂ, вошел в офис.

Допивая лимонад, Айрис не сводила глаз с двери кабинета. Саймон налил ей еще бокал. Выждав момент, когда Саймон и мистер Ливер смотрели в другую сторону, она спрыгнула с табурета и побежала за отцом наверх.

Она толкнула дверь кабинета и заглянула внутрь: она видела их за этим занятием раньше, уже много раз, и ей не надоедало.

Довольно много времени спустя они оба заметили Айрис в дверном проеме.

Айрис выскочила и побежала вниз по лестнице. Ее голова раскалывалась. Руки покалывало. Она прикусила щеку и во рту была кровь. Она попыталась пройти мимо бара незаметно, но Саймон окликнул ее.

– Айрис, куда ты ушла? Вернись!

Она пробралась сквозь толпу к двери за кулисы. Пробежала по коридору к гримерным. Ее мать была единственной участницей труппы, у которой была своя комната. Айрис обнаружила, что она забита людьми: друзья и доброжелатели ковырялись в еде, разложенной на специальном столике, и потягивали шампанское из фужеров. Мать сидела за туалетным столиком, Ева лежала на перевернутой корзине рядом с ней. Люди толпились вокруг них, пожимали им руки и целовали. Когда Айрис пыталась протиснуться вперед, ее лицо стало красным от жары и прикосновения рюшей и блесток.

– О, боже, – сказала Ева, увидев сестру.

– Ш-ш-ш, – ответила мать.

– Привет, – сказала Айрис, когда наконец добралась до них. Ева поправила воротник рубашки, потрогала волосы и обнажила зубы:

– Пс! Ты что здесь делаешь? Тут не место для детей, так ведь, мама?

Алисса не ответила, потому что Эдвард Уоддис, главный акционер театра, наклонившись, шептал ей что-то на ухо.

– Может, хоть раз ты не будешь приставать? – спросила Ева. Айрис попыталась поймать взгляд матери. Но та смотрела в потолок, слушая Уоддиса.

Айрис ухватила ее за рукав и потянула.

– Мама!

Ведь она только что поняла, зачем пришла сюда.

– Мама! Мама! Мама!

Она пришла предупредить ее. Она пришла сказать: «Мама, они опять за свое. Папа и Дорис дерутся». И спросить: «Почему ты больше не дерешься так с папой?»

– Мама, послушай меня, пожалуйста.

«Дорис хочет, чтобы папа уехал с ней. И папа сказал, что уедет. Ты проигрываешь, мама, разве ты не видишь?» Айрис понимала это своим умом; это было своего рода предчувствие. Разрыв вот-вот должен был произойти, а ее мать ничего с этим не делала. «Не сиди сложа руки, мама, сделай что-нибудь».

Мать смахнула ее руку и подняла палец вверх: приказ дочери перестать быть назойливой и ждать своей очереди.

Истина была в устах Айрис, и в этот раз она была готова ее высказать. «Говори, говори», – разве не об этом вечно твердила ей мать? Так почему же ты не слушаешь? Фрустрация, которую она сначала чувствовала в паху, подкралась к желудку, горлу и теперь была близка к тому, чтобы поглотить ее. Она почувствовала, как ее взгляд затуманивается, увидела переливающиеся цвета вместо звуков и ощутила на языке привкус горелого мяса.

– Ева, дорогая, – сказала мать, оторвав ухо от губ Уоддиса и наклонившись вперед, чтобы можно было говорить тихо и быть услышанной, – забери сестру. Отведи ее к Саймону в бар. А еще лучше – найди отца. Именно он должен был присматривать за ней сегодня вечером.

– Мама, хватит, – сказала Ева. – Я одна из актрис, меня нельзя видеть в фойе. Пусть кто-нибудь другой отведет ее.

– Ради всего святого, Ева, – ответила Алисса, – сделай, как я говорю, и не устраивай сцен.

Айрис видела, как к ней поворачивается лицо матери. Разноцветные облака расступились, и реальность вернулась, вперившись в нее взглядом.

– Айрис, я не могу сейчас говорить, ладно? Ты забыла, какой сегодня вечер? Разве ты не видишь, что творится вокруг? Иди с сестрой, увидимся после спектакля.

Ева в ярости схватила Айрис за запястье и потащила ее сквозь толпу к выходу из комнаты. В коридоре Ева наклонила Айрис вперед и толкнула ее в спину, причем достаточно сильно, чтобы та споткнулась.

– Тебе постоянно нужно во все влезать, да? – спросила Ева. – Ты не можешь смириться с тем, что это происходит со мной, а не с тобой. Ты просто не можешь допустить этого.

Ева привела Айрис в гримерную, которую она делила с другими актрисами. Внутри были две актрисы, курившие одну сигарету. Как только вошли сестры, они обменялись взглядами и ушли, не сказав ни слова.

– Видишь, что ты делаешь с людьми? – сказала Ева, когда они остались одни. – Никто не хочет быть рядом с тобой. Мне все равно, что говорит мама, я не пойду в толпу в фойе, настоящие актеры так не поступают. Так что придется тебе ждать здесь, пока спектакль закончится. Господи, ты действительно умеешь встать на пути.

Айрис оглядела комнату: два зеркала, четыре стула, один шкаф, торшер и проходящие через эти предметы, пропитывающие, как туман, ее лицо цвета – фиолетовый, бирюзовый и желтый. На этом ее память оборвалась.

* * *

Что она сделала дальше, что она сделала со своей сестрой в той комнате, она не помнила. Позже, когда ее обвиняли, она этого не отрицала. Она не отрицала даже, что планировала это (у нее в карманах были веревка и клейкая лента). Просто она не могла вспомнить, как совершала эти действия. Любые образы случившегося, которые она могла вызвать, возникали не из ее собственных воспоминаний, а из того, что ей рассказывали об этом другие. На самом деле большинство людей ничего ей не рассказывали, потому что не верили, что она не помнит. «Как возможно забыть, что ты такое совершила? Конечно, ты помнишь.