Сестры Мао - Гэвин Маккри

– Уж не должна ли я вас слушаться? – говорила мать.

– Только на этот раз, – отвечал Эрик, – для вашей же пользы! Я прошу вас!

На заднем плане крестьяне начали петь непристойную песню: сначала тихо, как будто издалека, затем – все громче.

– Сюда идут люди, вероятно за мной, – подал реплику Эрик. – А если нас тут застанут, то вы пропали!

На это Алисса произнесла:

– Я знаю наших людей и люблю их, и они меня любят. Пусть они придут сюда, и мы посмотрим!

К этому времени Алисса уже заметила ее. Айрис видела, что мать словно ощупывает ее взглядом, как будто накапливая снимки, из которых она сможет сложить цельную картину. Мать позволила себе как следует рассмотреть ее, только когда это позволила пьеса: Эрик опустился перед ней на колени, она положила руки ему на голову, притянула к себе, и пока Эрик тыкался лицом ей в юбку и кричал: «Пожалуйста! Пойдемте!» – она смотрела в сторону, будто в пустоту, но на самом деле прямо в глаза Айрис.

Выбившись из быстрого темпа, которого требовал этот момент пьесы, мать застыла в таком положении на несколько тактов. Айрис не отводила взгляда. Говорили, что материнство наделяет женщину странной силой, что она никогда не возненавидит своего ребенка, какими бы ужасными ни были его проступки. Айрис подумала, что, возможно, так и есть, потому что в глазах матери она видела отвращение, разочарование и целый океан ярости, но не видела ненависти. Это наблюдение не принесло утешения. Что должен сделать ребенок, чтобы стать чем-то большим, чем просто не вызывающим ненависти?

* * *

На премьере «Трибунала Син-Сун» – в те времена – часть вечера она провела в ложе с отцом, помогая ему управляться с камерой Kodak, установленной там для записи представления. Последние репетиции прошли не очень хорошо. Новость о том, что Советский Союз вторгся в Венгрию, вызвала в театре очередной раскол между теми, кто во главе с ее матерью (сюда же относилась и Дорис) хотел, чтобы «Восточный ветер» раз и навсегда отказался от связей с партией, и теми, кто, как ее отец и Макс, хотели остаться в партии и наконец дать ей толчок в направлении маоизма. Были ужасные ссоры, дисциплина развалилась, и теперь ее отец был готов к поражению. Поэтому работа с камерой – кнопки, на которые нужно нажимать, и катушки с пленкой, которые требовалось менять, а также присутствие Айрис, которая его отвлекала, – помогала предотвратить надвигающийся ужас.

Во время третьей сцены, когда Ева в роли молодой Лисинь впервые приехала в Шанхай, он шепнул Айрис, что спектакль идет лучше, чем он ожидал. Но предупредил дочь, чтобы она не считала это мнение окончательным, ведь он не может сказать, как воспримут спектакль зрители. Такую пеструю аудиторию нельзя воспринимать как единый разум. В антракте воцарилась тишина, которую вдруг нарушили свист и недовольные крики, хотя они были единичными, этого было достаточно, чтобы сердце Айрис сжалось. Однако в ответ кто-то сказал:

– Тсс!

А кто-то воскликнул:

– Браво!

И тут раздались аплодисменты, переходящие в шквал одобрения.

Отец так сильно схватил ее за руку, что причинил боль.

Переход от заранее разочарования к радости был мгновенным, а высота подъема – экстремальной. Они вдруг взмыли над долиной скорби, образовавшейся в их сердцах после прошлых неудач. Аплодисменты в антракте. Неслыханно. Он обнял Айрис, поцеловал ее и сказал:

– Я знал. Я, блядь, знал.

Пока зрители не успели покинуть свои места, и путь был еще свободен, он бросился по проходу в фойе, через бар в дверь за кулисы. Айрис пошла за ним, держась за его рубашку, чтобы не отстать.

– Где Дорис? – спрашивал отец у всех, мимо кого они проходили.

Дорис должна была находиться за кулисами, выполняя роль помощницы режиссера, но ее нигде не было видно. В полумраке за кулисами слонялись недоумевающие актеры, раз за разом обнимающие друг друга. Ошеломленные, с влажными глазами они тянули руки к Айрис и хотели обнять ее отца, но он их оттолкнул:

– Где Дорис? Вы ее не видели? Куда она пошла?

Кто-то сказал, что видел, как она направляется к фойе, поэтому они вернулись назад тем же путем, что и пришли.

Через полуоткрытую дверь кулис отец и дочь могли рассмотреть бар в фойе. К этому времени публика уже вышла из зала, и бар был полон. Здесь были все: «Таймс», «Гардиан», «Телеграф», «Дейли Уоркер», люди из Вест-Энда, Ройял-Корта, из университетов, из партии, люди искусства и даже местные, жители Кингс-Кросс, которым, по настоянию Дорис, дали бесплатные билеты. Здесь же была сама Дорис. Ее черные волосы были уложены в строгий пучок, который не соответствовал той свободной манере, с которой она двигалась через толпу, как не соответствовала моменту и ее домашняя одежда. Айрис была слишком далеко, чтобы расслышать, что Дорис говорит тем, к кому обращается; она знала только, что Дорис очень быстро стала умной, научилась пользоваться богатым словарем, освоила манеры и горячо в себя поверила.

Когда они смотрели, как Дорис пробирается среди людей, Айрис почувствовала, что ее отец борется с желанием пойти за ней.

«Никогда не выходи в фойе в антракте, – говорил он. – Не будь тем человеком, который появляется на публике. Не будь человеком, который приветствует свою аудиторию, неформально общается с ней и спрашивает, как дела. Не делай этого. Будь кем угодно, только не им».

Но вдруг он настежь распахнул дверь и вышел в толпу, прихватив с собой Айрис. Их появление сразу изменило ситуацию. Словно заработала сирена, всеобщее внимание переключилось на них. К ним повернули головы; глаза расширились, щеки заалели. С напряжением (типичные черты англичан, привыкших в одиночестве мерзнуть в кирпичных стенах), преодолевая себя, они стали осыпать отца неизбежными похвалами. Айрис, уши которой уже настроились слышать то, что не произносилось вслух, могла уловить в их словах удивление тем, что отец, этот северянин, партийный человек, смог произвести нечто, достойное их внимания и не нуждающееся в оправданиях или особых поблажках. Они не заметили, что к этому все шло, разве не так?

– Превосходно, Пол, дорогой.

– Я просто не могу поверить, что вам удалось сделать это. Вы правда сделали все без гранта?

– Вот это место! Когда я услышала, что вы планируете, я сразу поняла, что это будет потрясающе.

– Вы собрали нас всех вместе, когда мы так заняты. Как раз это и было нужно. Событие. Когда можно ожидать следующего?

Он взял Айрис за руку и, двигаясь сквозь толпу, свободной рукой почесывал экзему