Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

было пять сотен голов, и у Медвежонка ушел весь день и все накопленные с таким трудом патроны. Ржание лошадей и выстрелы его винтовки были слышны даже сквозь шум, стоявший над лагерем. Покончив с лошадьми, он вернулся к типи Старого Филина, чтобы собрать его кости. Они обгорели дочерна и все еще были теплыми. Он присел на корточки, просеивая пепел в поисках костей, встряхивая их перед тем, как сложить в большой кожаный мешок, оставленный для этой цели. Медвежонок навьючил запасного коня и сел на Орлиное Перо. Он медленно проехал в последний раз через лагерь. Там, где еще недавно стояли жилища сбежавших семей, зияла пустота. Оставшиеся, казалось, обезумели от горя. Сцена напоминала ад, каким его описывал дядя Джеймс.

Впервые в жизни Медвежонок почувствовал себя совершенно одиноким. Даже когда он томился среди своих белых родичей, он знал, что на свете есть Старый Филин и что когда-нибудь они увидятся. Старый Филин был такой же неизменной частью его жизни, как и Полярная Звезда, хоть ее иногда и скрывали облака. А теперь его не стало. Не сдерживая слез, Медвежонок вскочил на коня, чтобы навсегда покинуть деревню. Вдруг из кустов вылетела другая лошадь с закутанным в шкуру всадником. Когда шкура упала с его головы, Медвежонок узнал Маленькую Ручку.

— Маленькая Ручка, возвращайся!

— Я еду с тобой.

— У меня нет лошадей, чтобы выкупить тебя. А многие готовы предложить твоему отцу хорошую цену.

— Мне не нужны другие. Я еду с тобой.

— Я даже не знаю, куда я еду.

— Мне все равно. — Маленькая Ручка несколько минут ехала молча, потом снова заговорила: — Ты вернешься к белым?

— Heт! — Он понял вдруг, сколько злобы в его голосе, и постарался смягчить ответ: — Нет, я не могу к ним вернуться.

Как ей об этом рассказать? Он помнил, как один из дядиных соседей хвастал, что нашел решение индейской проблемы Как мог Медвежонок описать Маленькой Ручке довольное выражение лица этого человека, когда тот рассказывал о команче, которого он заразил оспой и выпустил, чтобы распространить болезнь? Медвежонок слышал, как этот рассказ повторяли в доме дяди Джеймса среди добродетельных, богобоязненных христиан. И никто не осудил этого человека. Никто! Медвежонок знал, что не сможет к ним вернуться. Он видел, к чему пришел Старый Филин, идя по пути белого человека. К тому же, прагматично подумал он, если он вернется, техасцы повесят его как конокрада.

— Наверное, разыщу сестру, — сказал он наконец.

— Надуа? И нокони?

Медвежонок кивнул.

— Маленькая Ручка…

— Да, Эхо Волчьего Воя?

— Я рад, что ты поехала со мной.

Маленькая Ручка застенчиво улыбнулась. Ее глаза были полны одновременно любви и скорби.

Медвежонок и Маленькая Ручка странствовали по землям команчей, направляясь туда, куда указывали слухи о встречах с неуловимыми нокони. Сначала они задерживались в племенах, которые попадались им на пути, но почти над каждой деревней, в которую они въезжали, разносился скорбный плач — холера расползалась по Техасу. Семьи — основа общества команчей — распадались и гибли. Лица встречных выражали ужас и отчаяние. Наконец Маленькая Ручка со слезами на глазах отказалась ночевать в очередном лагере. С тех пор Медвежонок подъезжал к деревне один, пока Маленькая Ручка ждала в отдалении. Встречавшим его с оружием наготове воинам он демонстрировал поднятую в знак мирных намерений руку и говорил:

— Ли, таици, здравствуйте, друзья!

После этого он отправлялся на поиски вождя племени, преследуемый толпами мальчишек, очарованных его волосами, которые под солнцем выцвели почти добела. В каждом лагере он курил с советом и расспрашивал о Страннике и его желтоволосой жене. Потом снова пускался в путь. Нередко небольшой отряд воинов и мальчишек из деревни сопровождал Медвежонка и Маленькую Ручку несколько миль. Они дарили путникам еду и долго смотрели, как исчезают вдали две крошечные фигурки с единственной вьючной лошадью на поводу. У них не было ни типи, ни запасной одежды, ни кухонной утвари, ни личных вещей, кроме тех, что Маленькая Ручка в спешке побросала в седельные сумки, прежде чем уехать вслед за Медвежонком из деревни Старого Филина.

По ночам они искали укрытия в пещерах или под навесами из веток в спрятанных от посторонних взоров расщелинах и оврагах. Что же до еды… Маленькая Ручка выкапывала ямку в земле и накрывала ее бизоньей шкурой. Налив в шкуру воду, она нагревала ее камнями, вытащенными из костра. Когда вода закипала, она варила похлебку из того, что удалось добыть за день. С темнотой они засыпали в объятиях друг друга.

Однажды ночью она разбудила Медвежонка, слегка тряхнув его за плечо и назвав его тем именем, что дали ему в семье:

— Слышишь, Солнцеволосый!

Медвежонок проснулся и молча лежал, чуть дыша и внимательно прислушиваясь.

— Ты слышишь?

— Ты же знаешь, что твой слух лучше моего, малышка. Что там?

— Не знаю. Как будто кричит испуганный зверь.

— Может быть, это сова поймала кролика?

— Нет. Вот, снова! Слышишь?

Медвежонок снова прислушался, и наконец легкий ночной ветер донес до него еле различимый звук, жуткий и дребезжащий. Юноша отбросил одеяло и нащупал мокасины. Прежде чем натянуть их, он не задумываясь встряхнул обувь, чтобы прогнать из нее мелкую живность. То же сделала и Маленькая Ручка. Они молча оседлали коней, оставив лагерь и вьючную лошадь. При бледном свете луны они осторожно двинулись через холмы. Звук все усиливался по мере их приближения.

— Что это, Солнцеволосый?

— Скрипки.

Маленькая Ручка озадаченно посмотрела на него.

— Скрипка — музыкальный инструмент. Белые люди на нем играют и танцуют под эту музыку. Вроде барабанов, дудок и погремушек.

— Мне не нравится. Будто страдающие души умерших.

Но Медвежонок непроизвольно начал отбивать ритм музыки, чем привел своего коня в замешательство. Они спешились у самого гребня последнего холма и ползком забрались на вершину. Лежа там, они увидели перед собой караван. Фургоны образовывали круг. Дышло каждого из них было под задними колесами стоящего впереди. Между собой фургоны были соединены тяжелыми цепями. В центре кольца пылал огромный костер, вокруг которого отплясывали золотоискатели. Чуть в стороне стояли двое скрипачей. Один из них был крупным мужчиной с развевающейся рыжей бородой. Ной Смитвик сам не направлялся на золотые прииски, но вызвался часть пути быть проводником для каравана. Его скрипка была прижата к бочкообразной груди, и правая рука легко порхала над ней. Вокруг головы кружились оборванные нити конского волоса, из которого был сделан смычок. Он положил на землю несколько досок и стоял на них так, чтобы был слышен топот его подбитых гвоздями сапог. Этот топот играл роль