Словенская Русь - Николай Васильевич Соколов

Именно там предстояло штурмовать стены дружинам Всемысла и Окулы, которые все совещание просидели молча. Зато наутро, когда выступили к крепости, Окулу прорвало: не умолкая, он проклинал затеявшего в такую рань штурм князя и подгонял руганью воинов.

– Да мы здесь всех людей положим! – предположил Окула, стены крепости в предрассветных сумерках выглядели особенно угрожающе и неприступно.

– Вчера надо было возражать, сейчас поздно, – заметил мрачно Всемысл, приказав воинам разбирать лестницы и рогатины, с помощью которых их поднимали у стены. – Или ты предпочитаешь быть казненным за невыполнение приказа и трусость?

Естественно Окуле этого не хотелось, он тоже велел дружинникам разбирать лестницы и готовиться к бою. Штурм начался после третьего сигнала рога, который еще не затих, а расположившиеся на месте сожженного посада войска уже пришли в движение.

Кривичи воеводы Кура подтаскивали к стенам штурмовую башню на колесах, и Всемысл решил ею прикрыться. Но тяжелый сруб двигался очень медленно, и от этой затеи пришлось отказаться. И обогнавшие башню его дружинники тут же были обстреляны со стен.

– Где эти… лучники? – выругался добростский судар, оглянувшись на упавшего рядом с ним воина. – Давай быстрее, а то всех нас тут…

Но договорить Всемысл не успел: от пробившей доспехи стрелы все тело пронзила острая боль, и он потерял сознание. Очнулся добростский судар в кромешной темноте и долго лежал, пытаясь понять, где находится, и вспомнить, что с ним случилось.

Появляющаяся временами боль в груди помогла осознать, что он ранен, а раздающееся где-то рядом похрапывание – что сейчас ночь. Последнюю догадку вскоре подтвердило посветлевшее курное окно, и, успокоившись, Всемысл задремал.

Разбудил его громкий голос Окула, который ругал воинов, что заснули вместо того, чтобы присматривать за раненым сударом.

– А ну-ка, дармоеды, быстро затапливайте печь и вынесите хозяина на свежий воздух, – прикрикнул он на них, подходя к лавке, на которой лежал раненый судар. – Да ваш господин, похоже, пришел в себя. Ты меня слышишь?

Всемысл попытался ответить, но язык не слушался, и он смог только произнести что-то смутно похожее на «д-а».

– Вот и отлично, – похвалил его Окула. – Значит, скоро на поправку пойдешь, а то уж мы думали все. Крови много потерял, пока тебя тащили в безопасное место.

Добростскому судару очень хотелось узнать, чем закончился штурм Любши, но лишь на следующий день Окула сумел понять его вопрос и рассказать о сгоревшей до каменного основания крепости и огромных потерях среди кривичей, чуди и словен.

– Все дома в Ладоге забиты ранеными. А этому придурку князю все неймется. Теперь гонит нас на Свирь освобождать тамошние волоки от варягов. Твоих людей тоже велел забрать, здесь останутся только раненые да сотня воинов для вашей охраны.

– А л-ла-дьи?

– Их тоже забираем, хотя на озере уже лед, – пояснил угрюмый Окула. – Намучаемся мы колоть в нем проходы. Так что, считай, тебе повезло: отлежишься, поправишься. Продуктов я вам оставил, до лета должно хватить. Старшим тут твой десятник Местята, он и за моими ранеными присмотрит. Ну, бывай, а то мне еще надо зайти к князю, доложить, что все готово к завтрашнему отплытию.

Оказавшись на улице, мстинский судар громко выругался на промозглую погоду и, закутавшись в плащ, быстро пошел в сторону княжеского двора. Там его уже поджидал Буревой, нервно расхаживая по жарко натопленной комнате.

Зимний поход на Свирь и далее на Белое озеро пугал молодого князя не трудностями пути глухими лесами, а невозможностью найти дорогой продовольствие. Поэтому он приказал Окуле погрузить на ладьи как можно больше припасов, чтобы хватило хотя бы до лета.

– …Запасов должно точно хватить, – заверил тот князя. – Но без учета людей Ладомира, а у него, как слышал, с полтысячи воинов.

– Остается надеяться, что воевода сам о себе позаботится, – произнес задумчиво Буревой, когда Окула доложил, что на ладьях уже не осталось свободного места.

После недавнего поражения на озере Нево они лишились почти двух десятков судов, из-за чего возникла нехватка ладей для перевозки продовольствия. К тому же Добровит, которого князь оставлял в Ладоге, уже жаловался, что амбары почти пусты и зимой ему будет нечем кормить раненых.

– Иди отдыхай, завтра поутру отплываем.

Часть вторая

ОБОДРИТЫ

В том же году король повел войско против ободритов и вынудил их герцога [ 46 ] Табомысла, который поднял мятеж, подчиниться ему. А затем велел ему выдать вместе с прочими заложниками своего сына.

Фульдские анналы

Глава первая

– Приехал граф Альфред, – доложил слуга главе придворной капеллы[47] и архиканцлеру Восточнофранкского королевства Гримальду.

– Пусть войдет, – распорядился седой сухощавый старичок, вставая из-за заваленного пергаментными свитками стола. – И зажги свечи, а то уже темно.

Молодой граф приходился ему племянником, поэтому архиканцлер принял его по-семейному, усадив у горящего камина и угостив вином. Альфред был сыном сестры Гримальда, который выхлопотал для него у короля Людовика должность графа[48] для выполнения специальных поручений.

– Ну, как успехи? – спросил архиканцлер, тоже выпив немного вина.

– Карламан готов встретиться с отцом в Регенсбурге, как только получит от него гарантии безопасности.

– Ну, я в этом и не сомневался. Меня больше интересует, как прошла твоя встреча с графом Гундакаром.

– Он заверил меня в преданности королю и обещал сделать все возможное для примирения Карламана с отцом.

Слова племянника вызвали у Гримальда раздражение, он считал себя слишком занятым человеком, чтобы выслушивать пересказ пустых, ничего не значащих заявлений. За свою долгую жизнь архиканцлер хорошо узнал цену обещаний, в том числе королей, постоянно занимавшихся семейными разборками. Так было при Людовике Благочестивом, так продолжалось и сейчас, когда империя Карла Великого уже разделилась на три королевства[49].

И все же после расспросов Альфреда о его разговоре с Гундакаром архиканцлер доложил королю, что они могут рассчитывать на преданность каринтийского графа.

– Естественно, в определенных обстоятельствах, – добавил Гримальд, намекая на личную заинтересованность Гундакара.

– Хорошо, подготовь охранную грамоту для Карламана, и пусть твой племянник продолжит общение с графом. Отправь ему от меня какой-нибудь подарок, – распорядился повеселевший Людовик. – А как там поживают наши беглецы?

Король имел в виду племянников маркграфа Эрнеста, бежавших вначале в Лотарингию, а затем в Западнофранкское королевство. Случилось это после того, как Людовик сместил их вслед за дядей маркграфом Паннонии[50] Эрнестом, обвинив того в неверности и лишив всех званий и должностей.

Действия короля очень не понравились его старшему