Словенская Русь - Николай Васильевич Соколов

сыну Карламану, герцогу Каринтии[51], который, заключив союз с моравским князем Ростиславом, изгнал из Паннонии всех ставленников отца и даже захватил часть Баварии до реки Инн. А теперь Гримальду предстояло как-то помирить сына с отцом.

– Ваш брат Карл их радушно принял, наделив новыми владениями, – сообщил архиканцлер, прекрасно сознавая, что его слова не обрадуют Людовика. – Как и тех, кто ранее бежал, а теперь вернулся.

Напомнил он королю о графе Отто и аббате Адальхарте, которые три года назад пригласили Людовика занять место сводного брата Карла, обещая всеобщую поддержку. Именно из-за позиции Гримальда, считавшего призывы западнофранкской знати о замене Карла опасными провокациями, глава придворной капеллы и архиканцлер впал в немилость.

Однако в этом году Людовик вернул ему должности, окончательно поняв, как трудно обходиться без услуг многоопытного старика. И прежде всего в деле развода его племянника Лотаря[52] с Таутбергой, о чем уже давно судачили во всех уголках бывшей империи Карла Великого.

– Я рад за них и за моего брата, – сдержанно произнес помрачневший король. – А когда ты порадуешь меня известием, что моему племяннику ничего не мешает жениться на Вальдраде?

– Думаю, вернувшись из Регенсбурга со встречи с Карламаном, ваше величество сможет поздравить короля Лотаря с новой женой. Мой брат – архиепископ Трира Таутгауд уже занимается этим вопросом.

– Значит, с делами на сегодня покончено, – вздохнул с явным облегчением Людовик, но Гримальд неожиданно поинтересовался слухами о новом походе против ободритов.

Отношения франков с ободритами за вековую историю претерпели значительные изменения. В начале правления Карла Великого они были союзниками, король франков даже передал ободритам саксонские земли к северу от Эльбы. Однако войны с саксами и данами подорвали их силы, и ободриты вошли в состав империи франков, платя чисто символическую дань.

Так продолжалось и при Людовике Благочестивом, несмотря даже на то, что дань ободриты выплачивали нерегулярно. Все резко изменилось после распада франкской империи, когда король ободритов Гостомысл отказался признавать над собой власть короля Людовика, ссылаясь на то, что он вассал императора франков. Попытки договориться потерпели неудачу, и после похода 844 года и гибели Гостомысла ободриты стали платить уже 200 фунтов[53] серебра.

Однако королю восточных франков приходилось постоянно им об этом напоминать, и чаще всего с помощью оружия. В последний раз его сыну Людовику[54] даже не удалось переправиться на противоположный берег Эльбы, разделявшей их земли. Между тем долг ободритов уже составлял две тысячи фунтов.

– И что, я должен им все спускать?! – возмутился Людовик, посчитав, что архиканцлер начнет его отговаривать. – Давно пора разобраться с этими лживыми язычниками.

– Ваше величество, я всего лишь хотел выяснить достоверность слухов, – попытался успокоить короля Гримальд, не ожидавший такой бурной реакции, – и предложить отправить к ободритам посольство с требованием выплаты долга.

– Да плевали они на наши требования.

– Согласен, как ни прискорбно это сознавать. И все же поездка к ободритам позволила бы нашему послу встретиться с князем линян, который, как мне известно, не в ладах с Табомыслом.

Король наконец понял, к чему клонит хитрый старик. Линяне совсем недавно вошли в состав ободритов, а прежде не раз с ними враждовали. Так что, если уговорить их отделиться от короля Табомысла, проблема переправы через Эльбу была бы решена.

– И кого мы туда пошлем? Дело-то непростое…

– Предлагаю отправить послом канцлера Витгара. Он не раз бывал у ободритов и лучше других сможет разобраться в обстановке. Прежде всего меня волнует, как отнесутся их восточные соплеменники к нашему походу.

Дело в том, что Людовик Благочестивый именно Витгару поручил выяснить, кем являются свеоны[55], приехавшие в 839 году вместе с посольством ромейского императора. И оказалось, что они подданные великого князя русов или ругов[56], которых франки, давно с ними торгуя, называли восточными ободритами.

– Недавно мне сообщили о прошлогоднем нападении русов на Константинополь, – пояснил свою обеспокоенность архиканцлер. – Им удалось безнаказанно разграбить окрестности ромейской столицы и уйти.

– Ты думаешь, они представляют для нас опасность? – встревожился Людовик.

– Слишком мало нам о них известно, чтобы делать какие-то выводы.

– Хорошо, отправляй Витгара…

Глава вторая

Уезжая из Любши, которой угрожало нападение словен, Милогост уговорил Войнега поехать вместе с ним в Миллин, откуда был родом тесть лужского судара купец Жировит. Возвращаться домой старшина опасался, поэтому на все имевшиеся деньги закупил меха и вместе с приятелем благополучно добрался до главного города вендского купеческого товарищества.

Миллин поразил Войнега огромными размерами, и только позже он узнал, что на самом деле это три города. Два из них – Миллин и Арсибор – располагались на островах и левом берегу протоки Свины, а третий – Юм – на ее правом берегу. Удивил словенского старшину и местный торг, где глаза разбегались от разнообразия товаров.

Несмотря на изобилие там мехов, Войнег смог очень выгодно продать шкурки, успев сделать это до возвращения с востока большого торгового каравана. А известие о нападении на его купцов воинов Буревоя заставило старшину напомнить Милогосту об их намерении обратиться за помощью в наведении порядка у словен к великому князю Мстивою.

– Я могу помочь встретиться с главой купеческого товарищества, – предложил тесть Милогоста, с которым они решили посоветоваться. – А как увидеться с князем, не знаю. Может, Велемудр вам подсобит?

– Мне говорили, что, приезжая сюда, Мстивой останавливается у своего наместника, – посмотрев вопросительно на Жировита, произнес словенский старшина. – Может, нам стоит с ним повидаться?

– Даже не знаю. Но попробуйте…

Приятели решили это дело не откладывать и уже на следующий день попытались встретиться с великокняжеским наместником. Но дальше ворот крепости их не пустили. А появившийся пятидесятник, узнав, зачем они хотят видеть Радмира, заявил, что тот не занимается такими вопросами.

– Приходите, когда приедет князь, – посоветовал он, лишь бы отвязаться от назойливых словен.

Но, возвращаясь с острова, где находилась княжеская крепость, Войнег неожиданно узнал в идущем им навстречу богато одетом дружиннике варяжского пятидесятника, с которым вместе плавал в Хазарию. Тот его тоже признал, хотя и не сразу, так как не ожидал увидеть здесь словенского старшину.

– А что ты не сказал страже, что знаком с Радмиром? – упрекнул Светослав Войнега, когда тот рассказал о неудачной попытке встретиться с наместником. – Ведь это он плыл с нами тогда послом к хазарскому кагану.

– Даже не подумал, что княжеский посол и наместник – один и тот же человек, – честно признался старшина. – Значит, теперь мы сможем с ним повидаться.

– Но он на самом деле вам ничем не поможет. А о приезде