Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

и с течением времени у вас появится возможность получить высшее образование и связанную с ним работу и новый социальный статус. Иными словами, решение ребенка в 10 лет не так уж ограничивает его перспективы, как это может показаться на первый взгляд. При этом система производственного обучения дает 2/3 трудоспособного населения возможность получить высокую квалификацию и чувствовать гордость за свои способности. Особенно система производственного обучения приспособлена для подготовки кадров в среднетехнологических отраслях, где Германия традиционно была сильна – автомобильной, химической, машиностроительной.

Само немецкое образование вызывает интерес, поскольку создает принципиально важный путь к социализированости на рабочем месте[105]. Безусловно, этот особый путь имеет исторические корни.

Таким образом, в отличие от Англии и Франции, в Германии гильдии выжили, реорганизовались в соответствии с современными запросами и стали основой системы производственного обучения и стажировки. В Англии, наоборот, после войны не появилось всеобъемлющей системы профессиональной подготовки – во многом из-за либеральных принципов.

Причиной того, что Британия столь медленно создавала систему образования, отвечающую запросам промышленного развития в ХХ в., было не только уничтожение привилегий гильдий после либеральных реформ, но и политика невмешательства в образовательную систему в целом. В Британии бесплатное общее образование появилось только в 1891 г., то есть гораздо позже Германии.

Неполная победа либерализма в Германии, зато имела сокрушительно катастрофические последствия для политической жизни, что, собственно, и составляет предмет анализа в данной книге. Получается, что исторические обстоятельства, имевшие дурные последствия для политического развития, было весьма полезно для экономической модернизации. ФРГ не стала отказываться от нацистского наследия в сфере профессиональной подготовки, а сохранила и упрочила многие позиции. В этом смысле Германию можно сравнить с Японией, которая тоже сохранила свои культурные традиции (к примеру, иэмото или конфуцианскую добродетель преданности) модернизировав их и включив в новый культурный синтез индустриальной эпохи.

Этот пример кажется весьма впечатляющим, но вслед за Фукуямой следует сказать, что все это не следует понимать в том смысле, что сохранение культурных традиций, как таковых, является непременным условием для успешной экономической модернизации[106]. Просто нельзя сказать, чего добились бы немцы и японцы, положив в основание чисто либеральный подход, начисто отказавшись от традиции…

Таким образом, очевидно огромное значение исторической традиции для современного развития той или иной страны. Германия в этом отношении представляет собой особенно занятный объект анализа, потому что архаика и модерн переплетены в этой стране особенно причудливо.

Основной особенностью немецкой истории до сих пор считается «запоздалое» образование национального государства. Мартин Малиа отмечал, что в начале ХХ в. устойчивое национальное самосознание сформировалось лишь в Англии и Франции. Уровень национального самосознания в этих странах был так высок, что любое поражение могло быть рассмотрено лишь как временное отступление; или, как в случае с Францией в 1815 г., блеск событий, предшествовавший поражению, был столь значительным, что национальная гордость скорее выросла, чем ограничилась после этих событий. В Англии и Франции национальная секулярная культура была столь универсально признанным высшим свойством, что могла служить моделью для других. Иными словами, в Англии и Франции каждая нация понимала, что она маяк для человечества, что она первая в Европе. Поэтому там не было метафизического национального мессианства, а просто спокойное высокомерие, в своих основах достаточно цивилизованное, чтобы помогать утесняемым полякам, итальянцам… В Германии же национальная идея стала ассоциироваться с умственным превосходством: Германию представляли разумом и душой европейского типа, в котором успешные французы и британцы являлись более вульгарными и «материалистическими» членами[107].

Ко всему прочему, наиболее важным моментом истории Германии является то, что страна пережила необычайно динамичное развитие в условиях современной индустриальной цивилизации, поэтому все проблемы, которые европейские державы имели возможность решать поочередно по мере постепенного становления национального государства: социальные проблемы (особенно острые в период индустриализации), задачи поддержания имперских амбиций, конституционный вопрос, образование и функционирование национального государства; немцы должны были решать одновременно, что во много раз усложняло создание стабильной либерально-демократической системы, способной на изменения под воздействием внешних факторов и обладающей внутренней динамикой. Это «запоздалое» развитие страны было обусловлено многими историческими факторами. В этой связи автор избрал следующие наиболее важные, на его взгляд, периоды немецкой истории, сыгравшие определяющую роль в становлении политической традиции: 1) Наполеоновские войны и их последствия; 2) феномен Пруссии и его значение (в отечественной историографии в интересующем нас аспекте практически не рассматривавшийся); 3) эпоха «бидермайера» и революции 1848 г., которая после феномена Пруссии была вторым важнейшим импульсом возникновения особого немецкого сознания; 4) бисмарковская эпоха и ее многообразные влияния на немецкую традицию; 5) основные особенности эволюции вильгельмовской Германии и их последствия для политической культуры Германии начала века; 6) Первая мировая война, которая в ХХ в. не только для Германии, но и для всей Европы была «изначальной» катастрофой, которая потянула за собой и другие – нацизм, Вторую мировую войну, «холодную войну» (для Германии – разделение на два государства)…

Думается, это и есть наиболее значительные вехи в становлении немецкой традиции к началу Веймарской республики, которая главным образом характеризуется решительной схваткой, столкновением мифов демократии и мифов нации. При истолковании вышеназванных периодов следует остерегаться наивного, слишком прямолинейного и «целенаправленного» толкования наиболее острых вопросов немецкой истории, так как в каждый исторический момент сохранялась «многовариантность» развития, каждая из особенностей немецкой истории не может быть расценена однозначно – они меняли свое значение в процессе исторического развития, оборачиваясь порой совершенно неожиданными сторонами, ибо в отличие от природных явлений исторические события нельзя наблюдать столь же достоверно. В последующие после этих событий времена очень многое зависело от оценок прошедших эпох и от порой предвзятого их толкования. Иными словами, всегда было, есть и будет демократическое, консервативное, реакционное понимание истории, содержание которой, понятно, не может меняться. Поэтому автор отдает себе отчет, что и его интерпретация является лишь попыткой приспособить собственные представления об рассматриваемом предмете к решению ограниченной задачи – попытаться понять логику исторического развития Германии к национал-социализму.

Принимая во внимание громадный объем исторического материала, привлекаемого в данной главе, следует прямо признать, что эта глава строится фактически на случайных реминисценциях (а не на систематическом анализе структур немецкой истории), возникших в процессе изучения историографии и отчасти документов.

1.1. Состояние немецкой исторической преемственности к XIX в.

Наше историческое прошлое мстит за себя, эти 700 лет жалких провинциальных карликовых государств без намека на величие, без идей, без целей. От этого наследия нельзя избавиться за два поколения.

Освальд Шпенглер

Немецкие