Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 г. - Валерий Ульман

М.А. Фонвизин: «Не любя Барклая-де-Толли, его противники сообщили чувства неприязни своей и войску: не раз во время ночных переходов он, объезжая колонны, слышал ропот на бесконечное отступление, а в гвардейских полках пение насмешливых куплетов на его счет. Но Барклай-де-Толли не обращал на это внимания и твердо исполнял принятый однажды план: искусным отступлением довлечь Наполеона с его несметной армией в сердце России и здесь устроить ему гибель».[149]

П.А. Ниве: «Глухой ропот в войсках рос и вносил наихудшее разложение, какое только может существовать на войне: недоверие к своему вождю. Дело дошло до того, что, придравшись к иноземному происхождению прямодушного, честного и неподкупного Барклая, его чуть ли не открыто стали обвинять в измене».[150]

Князь Андрей в романе «Война и мир» говорит Пьеру Безухову: «Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности, нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник… Он честный и очень аккуратный немец».[151]

Мнение О.Н. Михайлова: «Битва необходима в национальных целях, в интересах, которые выше военных. И этого как раз не понимал Барклай. Он действует как великий стратег. Но не как русский человек».[152]

В ходе фланговых боёв армия Барклай-де-Толли несла значительные потери, в связи с этим, 10 августа он писал Ростопчину: «…число храбрых солдат наших уменьшилось во время бывших почти ежедневных дел, и в генеральном сражении мы, конечно, будем иметь большую потерю в людях, почему, представляя вам в каком положении находятся армии наши, умоляю вас, с известным усердием вашим к отечеству, спешить приготовлением сколь можно скорее Московской военной силы и собрать оную в некотором расстоянии от Москвы, дабы в случае нужды подкрепить наши армии. По сей же причине просил я генерала Милорадовича со вверенными ему войсками поспешить…».[153]

Барклай де Толли всеми силами боролся против мародёрства в российской армии, в августе 1812 г., он обращается к жителям Калужской области: «Не меньшую употребляйте осторожность противу самих из тех воинов наших, кои, забыв Бога и обязанности свои, дерзнут посягать на собственность вашу. Таковых препровождайте к воинским и гражданским начальствам, и будьте уверены, что вы за малейшую нанесенную вам обиду удовлетворены будете жесточайшим их наказанием».[154]

Н.А.Троицкий в своих лекциях, отмечает, что «в Смоленске Наполеон шесть дней размышлял, идти ли вперед или остановиться, и даже попытался вступить с Александром I в переговоры о мире – через пленного генерала П.А. Тучкова. Предлагая заключить мир, он угрожал на случай отказа. Москва непременно будет занята, а это обесчестит русских, ибо «занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь. Что хочешь потом делай, но чести уже не вернешь!». Александр ничего не ответил».[155]

Е.В. Тарле пишет, что Наполеон задумывался о разделении войны с Россией на два похода, но в Смоленске вновь отказывается, так как: «Русские опять ускользнули. Наполеон не знал о тех трудностях, которые все в большей и большей степени возникали для Барклая при каждом его новом приказе об отступлении, не знал о громких обвинениях русского главнокомандующего в измене, о смятении и растерянности русского двора. Он видел только одно: генеральной битвы нет как нет, нужно идти дальше на восток, на Москву. А между тем чем больше он углубляется на восток, тем труднее становится закончить эту борьбу миром, простым дипломатическим соглашением. О полной, подавляющей победе над Россией Наполеон в Смоленске уже не думал». В ночь на 12 августа «Наполеон вышел из Смоленска со своей гвардией и двинулся к Дорогобужу. Но Барклай снялся с лагеря и пошел дальше на восток. Теперь из Дорогобужа он ушел, не желая даже и начинать арьергардных стычек ввиду очень невыгодных топографических условий. Он отступал на Вязьму, Гжатск, Царево-Займище, а Наполеон со всеми войсками, выведенными из Смоленска, шел за ним по пятам по опустошаемой армией дороге».[156]

13 (25) августа «Отход основных сил прикрывал арьергард Розена, который снялся с позиций в 3 часа утра и к 8 часам был в Дорогобуже, где и остановился, чтобы задержать французов. Около 12 часов дня французы попытались организовать переправу через реку Осьму, но русская артиллерия остановила их продвижение. Около 3-х часов пополудни французы открыли огонь из расположенных на соседних высотах орудий. Завязалась артиллерийская дуэль, во время которой удача сопутствовала французам. В 7 часов вечера Розен получил от Платова приказ отступить к селу Семлево. В ночь на 15 августа 2-й и 3-й резервные корпуса покинули села Семлево и Беломирское, и арьергард Розена поспешил занять оборону. Бой должен был произойти у села Беломирское, недалеко от Вязьмы. На высотах у левого берега реки Осьмы Розен расположил артиллерию и часть 40-го егерского полка. На правом берегу Осьмы также расположились егеря. В этом месте высоты покрывал лес с кустарником, который не позволял французам использовать кавалерию. Русская кавалерия находилась в резерве, за линией обороны. 16-го. Розен был уже в Вязьме. Это произошло около 12 часов утра. Заняв город, арьергард начал готовиться встретить французов на следующий день, но уже к вечеру отошел за Вязьму по причине вспыхнувшего в городе пожара».[157]

13 августа, для усиления арьергарда атамана Платова, поступили, «18-й и 33-й егерские полки и дивизион (4 орудия) батарейной № 23 роты 23-й артиллерийской бригады под командой поручика Баумана». Когда арьергард атамана Платова уже находился «в полном отступлении», «генерал барон Крейц тоже начал отступать по дороге к городу Вязьме и во время отступления через дефиле едва было не потерял одно орудие, но оно было отбито от неприятеля мужеством штабс-капитана Сибирского драгунского полка Оффенберга 1-го. Отступление проводилось под энергичным натиском противника и при приближении к городу Вязьме, перед вторым дефиле, генерал барон Крейц обеспечил свободное отступление своего арьергарда только тем, что бросился с Сибирским драгунским полком, шефом которого он состоял, в отчаянную атаку, увенчавшуюся успехом. Только едва в десятом часу вечера арьергард прошел город Вязьму и остановился за ним (к востоку), оставив Донской казачий полковника Андреянова 2-го полк перед городом (западнее его) для прикрытия подступов к городу Вязьме на пути следования арьергарда. Штабс-капитан барон Оффенберг 1-й – «прикрывая с своим эскадроном отступление отряда, многократно атаковывал и опрокидывал неприятеля». Поручик барон Оффенберг 2-й – «бросался неоднократно с полуэскадроном на неприятельские эскадроны