Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин

Лицо Режева сделалось суровым, и он сказал ледяным голосом: .

— Вам придется дать письменное объяснение об отце и своих взаимоотношениях с ним!

Партследователь встал, дав понять, что разговор окончен. Саха покинул кабинет, чувствуя себя оскорбленным. Қогда он вышел на улицу, город, залитый солнцем, уже не показался ему радостным и счастливым. Расстроенный, он бродил по ташкентским улицам, вспоминая беседу с партследователем, его вопросы и свои ответы. Прожитая Сагатовым жизнь была очень коротка, но за свои двадцать четыре года он пережил очень много. Во всяком случае, он не заслужил, чтобы к нему относились с недоверием. Вся жизнь его как на ладони. Он не совершил ни одного поступка, порочащего честь коммуниста. Верненская организация знает его получше, чем партследователь Режев.

Просидев в тенистом сквере часа два, Сагатов направился в гостиницу. В вестибюле он спросил у дежурной:

— В каком номере остановился Фурманов?

— В третьем .

Дмитрий Андреевич писал, сидя за столом. Увидев мрачное лицо вошедшего друга, он закрыл тетрадь.

— Почему такой кислый?

Саха попробовал улыбнуться, но улыбка получилась кривая. Фурманов внимательно взглянул в глаза и сказал:

— Пойдем пообедаем!

По дороге в столовую Сагатов рассказал о допросе, который ему учинил Режев.

— Кому-то ты, видимо, наступил на мозоль,— заметил Фурманов.— Вот и нажил себе врага.

— Не имею понятия кому именно...

— Я думаю, корни всей этой чепухи надо искать в Семиречье. Помнишь, на пленуме обкома записку прислали в президиум: «Пусть Сагатов расскажет о своем отце».

— Помню.

— Кто здесь работает из семиреченцев?

— Кажется, Кожаков.

В столовой за обедом, когда они разговаривали о Режеве, Сагатов сказал с горечью:

— Но так работать невозможно! Поговори с Фрунзе, пусть он поможет мне ехать с тобой на Западный фронт.

Фурманов отрицательно замотал головой.

— Не говори глупостей. Таких коммунистов-казахов, как ты, по пальцам можно пересчитать. ЦК не отпустит. Пустой разговор. А к Михаилу Васильевичу зайти надо... Я его попрошу узнать, откуда сыр-бор разгорелся...

Закончив обед, они направились в штаб Туркфронта.

В центре города, на площади у подъезда двухэтажного здания, стоял часовой. Получив пропуск в комендатуре, они поднялись во второй этаж в приемную командарма.

Увидев Фурманова, адъютант Фрунзе радостно пожал ему руку.

— Как там? — спросил Дмитрий Андреевич, кивком головы указав на дверь кабинета.

— Разговаривает! — уклончиво ответил адъютант.— Подождите.

В это время дверь открылась. Из кабинета Фрунзе вышел горбоносый бородач в широком пестром халате

с непомерно длинными руками и в тюбетейке с черными полосками, какие носят бухарцы.

— Я сейчас доложу о вас! — сказал адъютант и скрылся за дверью.

Он вернулся очень быстро.

— Заходите!

Сагатов впервые видел прославленного командарма. Возле стола, заваленного картами, стоял невысокий плотный, широкий в плечах военный в простой солдатской гимнастерке, туго подпоясанной офицерским ремнем. Густая русая борода и пышные усы придавали Фрунзе не по возрасту солидный вид.

— Сагатов!— познакомил Фурманов.— Секретарь Семиреченского обкома партии.

Фрунзе поднял на Саху серые внимательные глаза и крепко пожал руку.

— Присаживайтесь. И рассказывайте, как у вас там, в Верном? Покончили с мятежом?

— Окончательно! — ответил Фурманов и кивнул на Сагатова.— Справились с помощью местных товарищей.

Зная, как дорога каждая минута командарма, Дмитрий Андреевич сразу приступил к делу.

— Михаил Васильевич,— сказал он,— вы, уроженец Семиречья, знаете, какие отношения существуют между казачеством и киргизами. Контрреволюционеры стремятся разжечь национальную рознь. Товарищ Сагатов им встал на пути. Сейчас они хотят убрать его с дороги. Человека хотят скомпрометировать... Вот вызвали в Цека... Расскажи, Саха, сам.

Сагатов взглянул на Фрунзе. Командарм кивнул головой. И Саха рассказал о своей беседе с Режевым. Когда он закончил, Фурманов воскликнул:

— Семиреченская организация знает Саху как преданного коммуниста. А за Жунуса он не отвечает!

— Н-да! — протянул Фрунзе и задумчиво побарабанил по столу пальцами.— Письменное объяснение вы Режеву передайте, а я поговорю с секретарем ЦК по вашему делу. Во всяком случае, в обиду вас не дадим.

— Он уже собрался со мной на Западный фронт! — сказал Фурманов.

— Но-но... Работа в Семиречье не менее важна.... У. вас сейчас сложная обстановка. Возвращаются бежен

цы из Синьцзяна, хлопот с ними много, земельный вопрос надо решать... А если решить его неправильно, запылает все Семиречье... Не так ли, товарищ Сагатов?

— Запылает! — согласился Саха.— Враги наши уже использовали возвращение беженцев. Слух пустили: «...всех русских выселят из Семиречья, а землю отдадут казахам». А тут еще баи натравливают казахов на русских.

— Понятно! — сказал Фрунзе.— Все понятно! Хотят столкнуть лбами, чтобы в крови советскую власть утопить. Только не удастся это дело. Верно, товарищ Сагатов? — Командарм испытующе смотрел на Саху.

— Не удастся! — твердо ответил Сагатов.

— Нельзя забывать,— сказал командарм,— что отряды Дутова, Анненкова и Бакича еще существуют и стоят на китайской границе.

Фрунзе задумчиво походил по кабинету из угла в угол и продолжал:

— Вчера я получил донесение—англичане из Қаш- гарии направили крупного разведчика в Бухару. Берут дальний прицел. Видимо, он едет координировать действия разрозненных басмачей с войсками эмира.

Фрунзе посмотрел на карту, испещренную стрелками и кружочками, словно желая прочесть ответ на свои мысли. Фурманов и Сагатов молча ждали, что еще скажет командарм.

— В Бухаре назревают крупные события. Бухарские коммунисты готовят восстание. Эмиру приходит конец. Перед вами у меня был товарищ из Бухары... Интересный человек. Его прислали бухарские коммунисты. Просят оказать помощь...

Фрунзе мельком взглянул на часы. Фурманов и Сагатов ПОДНЯЛИСЬ.

Пожимая на прощание руку Сахи, командарм сказал:

— Работайте спокойно, мы вас здесь в обиду не дадим. И не забывайте главного — ни в коем случае нельзя допустить, чтобы враги столкнули русских с киргизами. От этого зависит судьба советской власти в Семиречье... Ну, счастливого пути!

Фурманов и Сагатов вышли из кабинета.

— Теперь все будет хорошо! — успокоил Фурманов своего друга.— Михаила Васильевича я знаю. Если он пообещал, все сделает...

На следующий день Саратов провожал Фурманова в Москву.

Дмитрий Андреевич стоял в тамбуре вагона и махал фуражкой. Когда поезд тронулся, он, чуть подавшись вперед, крикнул: «Будь...» Сагатов не расслышал последнее слово. Будь кем? Чем?...

Вот проплыл перед глазами последний вагон, и Саха вместе с толпой провожающих покинул перрон. На душе у него было