Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

Но Ирен не поверила по двум причинам. Во-первых, она не чувствует горя, а у нее это на уровне инстинкта, она доверяет интуиции, а не тому, что ей говорят, в ней теплится огонек и некий голос повторяет: Жорж жив! Такое не объяснишь. Если бы ее мужчина покинул этот свет, огонек бы погас, голос умолк, она разбилась бы вдребезги, осталось бы только лечь и умереть. Вивиан без устали твердила, что дочь совсем рехнулась, раз продолжает себя обманывать, под напором матери Ирен засомневалась и отправилась на Венсенский бульвар к мадам Надии, которая к тому времени успела стать подругой. Ирен прождала своей очереди почти час и спросила, Умер ли мой муж? Надия целую минуту тасовала карты Таро, четыре раза сняла, снова перетасовала, положила колоду перед Ирен, та вслепую указала на пять карт, Надия их перевернула и разложила крестом: «Дом Божий»[21], «Суд», «Колесница», «Маг», в центре – «Влюбленные», Не буду ходить вокруг да около, этот человек не умер, с таким раскладом это просто невозможно, однажды он точно вернется. Когда? Не могу сказать, он этого хочет, но что-то ему мешает.

До последнего дня Ирен пребудет в уверенности, что Жорж не погиб, как было сказано в письме, в бою под деревней Стон, а сбежал еще до танковой атаки и начал новую жизнь под вымышленным именем где-нибудь в Голливуде – ее бы это не удивило. Или же у него амнезия, в этой неразберихе он потерял документы и не знает ни кто он, ни что его ждет семья. За оставшиеся двадцать восемь лет жизни Ирен тысячу раз вздрагивала от пронзительной уверенности, что заметила Жоржа, узнала его валентиноподобный силуэт на рынке или в толчее метро, в большом магазине или на улице. Она будет понапрасну окликать, хватать за рукав или останавливать десятки людей, и всякий раз ее постигнет разочарование, она станет извиняться, но не сможет перестать выслеживать мужа. Она-то знает правду. Напрасно Арлена повторяла, что хватит надеяться, нужно признать случившееся, оплакать и облачиться в траур, – Ирен не сдавалась, Я почти каждую ночь вижу сны о нем, и это не кошмары, в твоего отца попадает пуля, но он встает, целый и невредимый, и уходит с улыбкой. Твой отец жив, однажды он вернется, и не одна я в это верю. Когда я говорю об этом с мадам Мадлен, она отвечает: «Кто знает, иногда я сама сомневаюсь, но ждать – это невыносимо».

Часто Ирен просыпалась среди ночи с бьющимся сердцем, в полной уверенности, что Жорж вернулся и спит рядом, она пыталась нащупать его, и уверенность разваливалась на куски, безмерная печаль накатывала волной, и много дней она оставалась в оцепенении. Никто не понимал ее скорби, Ирен казалась сломленной, повторяла раз за разом, что хотела бы умереть вместо него. Никто не понимал этого глубокого отчаяния. Ни ее подружки, ни Вивиан, которая считала, что дочь перебарщивает, растравляя свое горе, Что правда, то правда, Жорж был душевным парнем и записным бабником, с кучей друзей, но как муж – горе горькое, редкостный враль, неисправимый юбочник, изменял ей со всем, что движется, а теперь она оплакивает его, словно ангела во плоти. А уж какой из него был отец, тут и говорить не о чем, пустое место. Нет, никто не мог понять, с чего Ирен впала в такую безоглядную печаль. Кроме Арлены. Та решила, что если мать так оплакивает отца, значит он этого достоин, и полюбила еще больше незнакомца, который лишь мимолетно появлялся в доме, чтобы оставить на столе немного денег, никогда с нею не разговаривал, не обнимал, не играл, не занимался ею, как, впрочем, и сестрами. Который забыл поздравить ее с получением аттестата, где стояло десять баллов по всем предметам, но в то же время, попав на фронт, послал ей – и только ей – открытку с гордой статуей Карла Гонзага на Герцогской площади Шарлевиль-Мезьера:

Я очень горжусь тобою, дочь. Ты получила потрясные оценки. Они греют мне душу среди теперишних трудностей. Я рассказал о твоих подвигах друзьям, и они тоже просто обалдели, какая способная у меня девочка. Так держать, дочурка. Обнимаю тебя от всего сердца.

Ж.

И Арлена решила забыть его безразличие, забыть злые слова, которые он в сердцах бросал жене, прежде чем хлопнуть дверью, и то, как рыдала потом Ирен. Наверняка это не имело особого значения, иначе мать так не страдала бы сегодня. И Жорж стал героем, настоящим, погибшим за Францию. А значит, за них всех.

Однажды, когда Вивиан осталась сидеть с нею и сестрами, Арлена нашла в углу шкафа маленькую забытую рамку с видом Всемирной выставки 1900 года, и бабушка разрешила ее забрать; Арлена осторожно вставила на место репродукции отцовскую открытку и повесила над кроватью. Она часто смотрела на загадочную статую, выучив наизусть шесть строчек, написанных Жоржем, и повторяла их про себя. Эта рамка с открыткой станет единственным дорогим ей предметом, Арлена будет повсюду возить его с собой и хранить до конца дней. Заметим, что открытка сыграет решающую роль в ее жизни, но Арлена пока этого не знала.

* * *

Хотя Шарль Янсен и капитан, он вынужден был писать Мадлен на семейных открытках военного образца – иначе никак, с фронта в тыл почта ходила исправно, а вот в обратном направлении все зависело от случая. Ничего нельзя было раскрывать: ни где они находятся, ни куда их посылают, тем более нельзя было писать о текущих операциях, передвижениях, нехватке поставок и насущных проблемах – никакой точной информации, которую могли бы использовать враги, а враги повсюду, будем бдительны, да и цензура начеку, словно паук, поэтому сообщения приходили короткие, безобидные и утешительные. «Я жив и в полном здравии, думаю о вас». Получив восемнадцатого мая открытку без указания обратного адреса, Мадлен забеспокоилась – Шарль никогда не проявлял таких нежных чувств, не в его стиле было писать жене и сыну, что он очень скучает и хочет их крепко обнять.

Нет, это было совсем не в духе капитана.

Похоже, он чего-то опасался, но не мог об этом сказать. Приходилось читать между строк, делать выводы, догадываться. И это тревожило. Шарль исчез вместе со своим батальоном. Благодаря связям Мориса Мадлен узнала, что полк Шарля стоит на защите Абвиля, но немцы рассекли французскую армию надвое, войска окружены, прижаты к морю, их бомбят, они лишились связи, командования