Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

Мои милые девочки,

надеюсь, вы все в добром здравие, и вам не слишком тяжело выносить трудности теперишней жизни. Времена суровые, но нужно думать о будущем. Пока что я не могу ни появиться, ни расказать о моей теперишней ситуации, ну, вы понимаете. Еще надеюсь, что вы хорошо себя ведете, прилежно трудитесь в школе, а Арлена продолжит учиться на отлично, она этого достойна. Знайте, что я приглядываю за вами.

Я вас всех нежно обнемаю.

Ж.

Ирен прочла открытку раз, другой и еще сто раз как минимум, с ликующим видом показала ее дочерям, Вивиан, соседям, коллегам, начальнице, Я была права, сердце говорило мне, что мой Жорж жив! Я-то вижу его насквозь, он наверняка сейчас в Сопротивлении или в Лондоне.

Эта упавшая с небес открытка имела немедленные последствия, Ирен решила, что самое малое – это уважить волю мужа, а значит, в понедельник, тридцать первого августа, Арлена не станет ученицей продавца в отделе головных уборов «Больших универмагов», но продолжит обучение как минимум до получения аттестата.

Как же мы прокрутимся? Не знаю, там посмотрим.

Арлена училась не просто хорошо, а больше чем хорошо, эта девочка – просто клад, первая по всем предметам, ее ставили в пример по поведению, по естественным наукам и по французскому, она получила высший балл по арифметике и по геометрии на каждой контрольной, это просто невиданно, учительница еще не закончила писать задачу на доске, а она уже тянет руку с решением; десятичные дроби, квадратные корни и загадки неравносторонних многоугольников не таили для нее никаких секретов. Ее одноклассниц, которые спотыкались на правилах вычисления процентов и на коварных округлениях с тремя нулями после запятой, злило то, как невероятно легко ей все дается, а Арлена еще осмеливалась говорить своим не-подружкам, что она лишь открыла в автобусе учебник – и все стало яснее ясного, не надо потеть и пыхтеть над примерами.

Раз плюнуть!

* * *

Девочкам-подросткам того времени будущее рисовалось мрачным. Их пугало то, что они слышали от родителей, соседей и товарищей. Радио, газеты, афиши на улицах – сплошь угроза и смертельная опасность. Но хуже всего было молчание – когда взрослые говорили между собой, что некто исчез, другой арестован незнакомцами, на кого-то донесли… и вдруг замолкали, переглядываясь, стоило Арлене зайти в комнату. Никто из ее окружения не мог предсказать, закончится ли когда-нибудь война и что принесет завтрашний день, – вероятнее всего, тебя убьют немцы, американцы или русские, арестуют не одни, так другие, расстреляют непонятно за что, за неверное слово или жест или просто потому, что не повезло. Ясно лишь одно – кругом враги, готовые нас ухлопать.

Арлена, как старшая, занималась своими сестрами, тем, что они делают, а главное, чего не делают в школе – они-то талантами не блистали, – и еще на ней лежала тяжкая обязанность добывать еду. Вивиан нашла лазейку, о которой не хотела рассказывать, но каждую неделю приносила килограмм макаронных ракушек – их смешивали с брюквой или топинамбуром, которые продавались без карточек. В остальном Арлена тасовала бесполезные талоны на питание – какой толк иметь право на 200 грамм риса, 275 грамм хлеба или 70 грамм сыра на человека, если все бакалейные лавки пусты, а купить что-то из-под полы слишком дорого? Приходилось затягивать пояса. С каждым месяцем все туже. Сестры ей не помогали, только жаловались, что есть нечего, но не брали на себя труд постоять в нескончаемых очередях в бакалейной или мясной лавке по соседству. Они ныли, что в квартире всего тринадцать градусов, но разве ее вина, что дрова дорогущие, а зима тяжелая? Пусть одеваются, как она, – три свитера друг на друга, шарф и перчатки. Что она может сделать, если все летит в тартарары? Если все не так, как раньше? Разве спросили ее мнения, когда объявляли войну? Непрестанные жалобы и придирки оголодавших сестер в итоге и подтолкнули ее присоединиться к сети Марсьяля.

* * *

Страшнее всего были воздушные налеты, когда «летающие крепости» сбрасывали вереницы бомб на военные объекты, так что было опасно жить рядом с железнодорожным узлом, электростанцией, аэродромом или стратегическим заводом, – самолеты союзников сбрасывали свой смертоносный груз с большой высоты, чтобы не попасть под удар немецких зенитных пушек, и бомбы падали мимо. Как им заблагорассудится. В Булонь-Бийанкуре особенно пострадали заводы «Рено», окрестные кварталы были сметены, убитых считали сотнями, как в Бурже или Курбевуа. Лишь десять-пятнадцать процентов бомб попадали в цель, остальные взрывались в радиусе двух-трех километров.

И горе тем, кто оказывался там.

Арлену угнетала эта смерть, падающая с неба, которую невозможно ни предвидеть, ни предотвратить. Когда днем завывала тревога, Ирен заставляла всех ложиться спать одетыми, чтобы в случае чего быстрее добраться до укрытия…

После ужина Арлена часто стояла на балконе, опершись на перила, и вглядывалась в горизонт – каждую ночь она ждала в тишине, когда придет их черед, когда прозвучит сигнал тревоги, и при малейшем звуке вздрагивала. Плохо спалось не ей одной – иногда к ней приходили Одетта и Франсуаза, на их лицах читался страх, все было ясно без слов. Арлена сдвигалась на своей узкой кровати, и они засыпали вместе. Отныне они не могли без тревоги смотреть на огромные кучевые облака, из которых в любую секунду может вынырнуть опасность, и когда раздавался непривычный гул, люди прислушивались – плохо дело, значит, летят низко, – и все, прищурившись, смотрели на запад. Вдали нарастал низкий гул, начинали реветь сирены, толпа устремлялась в укрытия бегом, никто не знал, укажет ли на него Божий перст или бомбардировщики полетят дальше, к Германии. Некоторые умники научились предсказывать по высоте и звуку самолетов, что сегодня опасность минует, если только они не ошибаются.

Когда становилось слишком опасно, пора было уносить ноги, и все кидались вниз по лестнице, стараясь не толкать стариков, дальновидные брали чемодан с самым необходимым, женщины складывали украшения в сумочку вместе с семейными и сберегательными книжками, все устремлялись в укрытия, но в этих домах, построенных слишком близко к Марне, не было подвалов, а значит, спрятаться негде, и приходилось укрываться на открытой местности, которая теоретически не подвергалась бомбардировкам: в саду, на пустыре, а для менее удачливых – на кладбище Жуанвиля. Пользовались случаем навестить близких, которых не видели со Дня Всех Святых,