Уцелевшая. Она не пала духом, когда война забрала всё - Адива Гефен

моя любовь, – Авраам обнял ее, – для нас важно жить достойно даже в этих суровых условиях. Мы не откажемся от наших ценностей, привычек и самоуважения, потому что мы люди.

– Мама говорила мне, что я должна чистить зубы каждое утро, даже когда мы были в хижине, – сказала Ирена.

– Очень хорошо.

– И Алинка тоже.

Около гетто Авраам остановился.

– Желтая нашивка: не забывайте, что мы должны носить ее здесь.

В их маленькой отдаленной деревне, где проживало всего несколько евреев, было легко обойти указ. Но здесь, в гетто, по приказу гестапо, они не могли игнорировать требование носить желтую звезду, идентифицирующую их как евреев.

– Мне обидно, – сказала Шурка, ища нашивку среди своих вещей, – что они метят нас, как коров.

– Это неважно. Важно то, что в душе ты человек.

– А если я не…

– Что с тобой? – Авраам помог ей надеть нашивку на руку. – На эту чушь не надо обижаться.

– Но Авраам…

– Выше голову, Шурка, гордись. Все должны знать, кто мы, – гордые евреи. – Маленькая Ирена посмотрела на ленту, которую отец крепко завязал вокруг рукава ее пальто, и не произнесла ни слова. Дети понимают, что некоторые вещи лучше не подвергать сомне – нию.

У входа в гетто, окруженного забором из колючей проволоки, Авраам предъявил свой желтый значок и разрешение на работу польским охранникам, которые пропустили их. Когда они проходили, один из охранников схватил куклу, которую Ирена крепко держала в руках, и двое его друзей расхохотались.

– Мама… он забрал мою… Алинку… Отдай ее… Она моя! – закричала она и попыталась отобрать куклу. Охранник поднял ружье и направил на нее. Авраам и Шурка замерли на месте.

Ирена молчала. Она стояла перед поляком и протягивала к нему руки, как бы прося вернуть ей куклу.

– Это красивая кукла, – засмеялся охранник, – кукла-принцесса. Разве не стыдно, что она должна жить с грязными евреями?

Авраам попытался оттащить Ирену, но она стояла перед поляком как вкопанная, протягивая руки, а из глаз ее текли горячие слезы. К ним подошел немецкий офицер и вырвал куклу из рук охранника.

– Это моя кукла, – упрямо настаивала Ирена и не двигалась с места.

– Ты храбрая девочка, – сказал он ей и тут же добавил: – Грязная еврейка.

Он бросил куклу на землю. Ирена наклонилась, чтобы поднять свою Алинку, а Авраам затаил дыхание. Поляк мог бы очень легко нажать на курок.

– Спасибо, – сказала Ирена, вцепившись в край отцовского пальто, и смущенно улыбнулась офицеру, чтобы поблагодарить его.

Немец жестом велел им продолжать движение.

Шурка от такого перенапряжения почувствовала, что силы ее покидают, и ноги не могут идти дальше. Она была на грани обморока. Авраам держал ее за руку и буквально тащил за собой, молча благодаря Бога за спасение. Он знал, что произошло чудо; этот инцидент мог закончиться совсем иначе. Они стояли у ворот гетто. Зрелище было ужасное.

Первое, что поразило Шурку, когда они вошли в гетто, была невыносимая теснота. Здесь собралось в три раза больше обычного числа жителей города. Большие повозки, фермерские фургоны и ручные тележки перевозили имущество новых жителей, которые против своей воли вливались в водоворот людей. Помимо евреев Острува, в гетто оказалось много беженцев. Недорогие квартиры, едва пригодные для жилья, быстро раскупались в порядке живой очереди.

От тротуаров поднимался смрад, которого Шурка не помнила здесь раньше; нечистоты текли прямо посередине улицы. На каждом углу толпились торговцы, пытаясь продать свои вещи.

Старики в лохмотьях просили милостыню. Взгляд Шурки упал на ругающихся женщин, стоящих в очереди за хлебом, и на детей, роющихся в мусорных баках, худых от голода, с ничего не выражающими глазами.

Владельцы магазинов больше не стояли в дверях своих магазинов, продавая товары для дома, обувь или красочные ткани. Магазины стояли пустыми. Даже цветочный магазин, который был напротив дома, в котором она жила, был закрыт. Когда люди голодны, цветы больше не радуют их.

Вскоре Шурка узнала от мужа о новой реальности, в которой оказалась она и ее семья.

– Прежде чем мы пойдем и встретимся с твоими родителями, я хочу, чтобы ты поняла ситуацию и приняла ее целиком и полностью.

– Я уже чувствую это, – попыталась она пошутить, но Авраам не улыбался.

– В гетто Острува, как и в других гетто, царит серьезный голод. Это один из немецких методов уничтожения, более медленный, чем Циклон, который они открыли позже. Идея в том, чтобы уничтожить евреев в гетто своего рода «естественной смертью», посредством методичного голодания. Евреи были заведомо лишены своих запасов продовольствия и средств производства продуктов питания, в то время как традиционные способы получения продовольствия – в обмен на деньги или торговлю, например, – были запрещены.

– Так откуда ты взял грушу, которую подарил Ирене?

– Мы же договорились ни о чем не спрашивать, да? Слушай, а в довершение всего, евреев заставили работать – почти все население в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет. Они не щадят даже стариков. Продовольственные пайки для подневольных рабочих – это порции, пригодные только для существования впроголодь. Люди борются с тем, что растет нехватка продовольствия, в открытую занимаясь контрабандой. По улицам, вдоль забора, действует организованная сеть контрабандистов, есть агенты и поставщики из поляков, которые получили возможность разбогатеть, продавая картофель или яйца по немыслимым ценам. Контрабандные товары распределяются между торговцами продуктами в гетто. Им нужна быстрота реакции и, конечно же, смелость. Они проносят мешки с мукой, картофель, фрукты, молоко и овощи. Часть продуктов идет в организации общественного снабжения, на общественные кухни и в другие гуманитарные организации.

– И ты занимаешься контрабандой?

– Шурка, о чем мы с тобой договорились?

– Боже, помоги нам. Что же они с нами делают? – прошептала Шурка.

– Бог больше не наблюдает за нами. Понимаешь, женщина? В этом месте нет Божественного Промысла, – ответил Авраам.

– Так говорить нельзя! – Шурка была потрясена.

– Бог покинул нас. Видимо, он пошел присматривать за немцами, черт их побери, оглянись вокруг. – Он обнял Шурку за плечи. – Но нам еще повезло. Гетто пока открыто, и можно уехать. Говорят, в Варшаве ситуация гораздо хуже… там уже нельзя… но хватит этих плохих мыслей. Посмотрите, кто идет…

И печаль тут же сменилась радостью.

К ним подошли Тайба и Яков Мендель, и через несколько мгновений все уже обнимались и смеялись. Яков Мендель взвалил Ирену себе на плечи, а Тайба понесла тихого Ицхака.

Они поспешили в квартиру, которую им удалось снять.

Крошечная квартира находилась в старом каменном доме, недалеко от того места, где раньше жили дядя Ицхак и его семья.

Какими же далекими теперь