Уцелевшая. Она не пала духом, когда война забрала всё - Адива Гефен

«Ложись, мой маленький, ложись и отдохни, – тихо пела ему Шурка, – Не плачь горько, / Мать сидит рядом с тобой, / Защищая тебя от зла. / Шакал воет снаружи, ветер дует… Ложись, мой малыш…» Она качала ребенка, теплые слезы омывали ее лицо, и она думала, что, может быть, у нее закончились силы. Может быть, она не сможет защитить своего ребенка от зла в мире. Может быть, все эти слова были просто ложью, призванной скрыть правду.

Но она продолжала. Рассказывать сказки и истории. Петь своим детям и успокаивать их своим приятным голосом. Она пела им о цветущих цикламенах и возвращающихся весной аистах. Ицхак уснул у нее на коленях. Он, как и его сестра, уже научился довольствоваться скудными порциями еды.

Шурка даже умудрялась придумывать игры, чтобы как-то скоротать время. Они считали стебли соломы, которые находили в углах хижины, и раскладывали их по кучкам, Шурка учила Ирену сложению и вычитанию. Они продавали друг другу камни, которые находили во дворе, и занимались арифметикой. Ирена уже умела считать до тысячи. Иногда Шурка рассказывала дочери о библейских Аврааме и Саре и другие истории из книги Бытия.

Время шло медленно – слишком медленно. В глубине души она волновалась. Холод пронизывал их до костей, и они все время ждали. Чего? Того, что в любой момент к ним могут ворваться и расстрелять их всех.

– Нам нужно переехать отсюда, – снова сказала Шурка мужу. – Посмотри на нашего малыша Ицхака. Он такой слабый и маленький. Нам нужно показать его врачу. Я беспокоюсь, что он нездоров.

Авраам скрывал от жены, что ситуация в гетто с каждым днем становилась хуже. Оно все еще было открыто, но там скопились тысячи евреев, живя в тяжелых условиях, и врачи были бессильны что-либо сделать. Болезни вспыхнули по всему городу, и не было никаких лекарств.

– Сколько еще ждать? Нам нужен врач, – умоляла Шурка. – Я хочу быть со своими родителями, братьями и сестрами, здесь нам тяжело.

И Авраам пообещал ей, что скоро, всего через неделю, самое позднее через две, ситуация улучшится. Придет весна, и она наконец воссоединится со своей семьей. В такую погоду невозможно было никуда пойти с ребенком; все еще падал снег, а лошадей и повозок не было. Немцы забрали все.

– Мне тяжело здесь одной, – шептала Шурка, смахивая слезу и горестно вздыхая.

Авраам хорошо это понимал. Но он чувствовал, что время еще не пришло.

– Все очень скучают по вам, – обнял он свою маленькую семью. – Скоро, совсем скоро мы все будем вместе.

Когда наступил апрель и небо время от времени стало проясняться, а солнце – выглядывать, Авраам привез жену и двух своих детей в сторону Острува-Любельского. Они ехали всю ночь и прибыли ранним утром.

Шурка хорошо помнила этот город еще с тех времен, когда училась там шитью и жила в доме своих тети и дяди. Она вспомнил милую торговую улицу, бульвар, полный деревьев, и большую синагогу с красивой менорой. Но это было уже не то прекрасное место, которое она знала и любила; Острув казался преждевременно состарившимся городом, чья красота до срока увяла.

13

Евреи селились в городе Острув-Любельски со второй половины XVIII века. К концу этого столетия в городе уже существовала независимая еврейская община, и среди первых известных раввинов оттуда был раввин Шимшон Зелиг Бар Йосеф, автор «Цейтот Хен», а также раввин Элиакум-Гец.

В середине ХХ века в городе была построена каменная синагога.

В период между двумя мировыми войнами большинство евреев сохранили свои традиционные занятия и зарабатывали на жизнь в основном торговлей, а также местной швейной и хлебопекарной промышленностью. Они жили хорошо и сохраняли добрые отношения со своими христианскими соседями.

В1920-х годах в городе были созданы местные отделения сионистских движений, в том числе: Хе-Халуц[7], Ха-Шомер ха-цаир[8] и Бейтар[9]. У Агудат Исраэль[10] и Бунда[11] тоже были местные отделения, а также работало несколько библиотек с книгами на иврите.

До начала Второй мировой войны в городе проживало около полутора тысяч евреев, что составляло около трети его населения.

Город был оккупирован немцами в первую неделю войны. 17 сентября 1939 года их место заняли солдаты Красной Армии, но к концу месяца они были вынуждены отступить в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа, и немцы вернулись в город. Многие молодые евреи, предвидя, что будет происходить, вместе с советскими солдатами ушли на восток.

С первых дней прихода немцев евреи города были лишены всех прав, их бизнес конфисковали и их заставили платить немцам бесконечные штрафы. Евреям города было запрещено вступать в контакт с неевреями, они были обязаны носить на рукаве идентификационную повязку, им также было запрещалось ходить по тротуарам или находиться вне дома после шести часов вечера. Наказанием за нарушение правил была смерть.

К концу 1939 года в городе был создан юденрат[12], а местные евреи были позже перемещены в гетто. После изгнания евреев из окрестных деревень к маю 1940 года еврейское население города выросло до 3300 человек. В 1941 году в гетто были привезены еще тысячи евреев из близлежащих городов и деревень, а также из Чехословакии.

Из-за перенаселенности, плохих санитарных условий и голода в гетто вспыхнули эпидемии. В октябре 1942 года СС и немецкая полиция вместе с украинской полицией окружили гетто. Евреям было приказано собраться на рыночной площади под усиленной охраной. В это время в их домах производился обыск, и всех, кого находили, особенно больных и стариков, расстреливали на месте. С площади евреев отвезли на железнодорожный вокзал города и в вагонах для скота отправили в лагеря смерти Собибор и Белжец.

Незадолго до этой Акции, несколько еврейских семей и молодых людей бежали из гетто в леса, где большинство из них вступили в партизанские отряды. Весной 1943 года организовалась группа еврейских партизан под командованием Ехиэля Гриншпена, уроженца Острува, которая в основном действовала в Парчевских лесах.

Только когда они подъехали к городу, Шурка спросила мужа, где они будут жить. Она вспомнила дом своих тети и дяди и надеялась, что они поедут туда.

– Теперь евреям разрешено жить только в гетто.

– Но ты сказал, что оно перенаселено.

– Да, именно поэтому нескольким семьям приходится ютиться в одной маленькой квартирке – иногда по шесть-семь человек в одной комнате. Помни,