Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов

могли прокормиться… Но ведь само по себе серебро несъедобно! А продуктов в царстве и в самом деле не хватало, а те, что из государственных запасов отпускалось в продажу, оказывалось в руках перекупщиков, которые взвинчивали цены.

Тогда Годунов решил последовать совету библейской притчи о неводе для голодного, и решил организовать общественные работы, чтобы люди могли зарабатывать, а не получать дармовщину. В частности, он велел почистить от накопившегося мусора рвы, прокопанные, а в ряде мест и обложенные камнем, вдоль московских крепостных стен – кремлёвской, Китайгородской, белогородской, скородомской… Прознав об этом, в столицу устремились крестьяне из всех окрестных земель – они соглашались работать за меньшие деньги, потому приказчики охотнее нанимали их, присваивая оставшееся серебро себе.

Повсеместно ширился разбой на дорогах – везти продукты теперь приходилось только под сильным воинским конвоем, что также удорожало стоимость. Оголодавшие, доведённые до отчаяния крестьяне брались за вилы и топоры, грабили помещичьи усадьбы…

Сами же помещики, также оставшиеся без припасов, попросту распускали своих крестьян – идите куда хотите! Кто-то и уходил, а кто-то оставался в своей избёнке до последнего, надеясь на милость Господню.

Именно в те страшные годы прославилась своим святым подвижничеством Ульяна (Иулиания) Лазаревская, или иначе Муромская. Будучи до описываемых событий довольно состоятельной вдовой, в голодные годы она раздала все имевшиеся в усадьбах продукты, сама пекла хлебы из остатков муки, смешанной с корой и лебедой, чтобы хоть как-то подкормить нищих… На её обнищавшее подворье стекались голодные со всей округи!.. Находились у Ульяны помощники – однако нахлебников собиралось куда больше!

«Житие» безжалостно свидетельствует, что подвижничеством вдовы беззастенчиво пользовались соседи – такие же помещики, как и она сама, которые подсылали к ней попрошайничать своих слуг… В конце концов, отдав людям всё до зёрнышка, Ульяна умерла от голода…

Народ её провозгласил святой. Церковь таковой не признала…

Были, находились среди богатых вельмож те, кто заботился о своих крепостных. Например, добрых слов заслуживают князь Дмитрий Пожарский, а особенно его вдовая матушка Мария Фёдоровна, из рода Беклемишевых-Берсеньевых. Когда в хозяйстве истощились припасы, здесь пустили под нож даже строевых лошадей – а они стоили каждая целое состояние! В результате в самый тяжёлый третий год Великого Голода от князя почти никто не ушёл, не отселился… И репутация народного заступника сохранилась в народе надолго. Не случайно же, именно к раненому Дмитрию Михайловичу через десять лет придут народные ходоки с просьбой возглавить народное ополчение!..

Всегда так случается, что в период народного бедствия ярко проявляются качества человека – и самые возвышенные, и самые низменные.

В царстве повсеместно начало возрождаться язычество. В принципе, православие в русском народе всегда уживалось с языческими культами, волхвы всегда творили свои тризны по лесам. Только раньше они это делали тайно, а в Смутные времена уже ничего не боялись. Да и чего бояться, коль смерть кругом!..

Монастыри за продукты нанимали из голодных мужиков боевые дружины, которые разгоняли языческие сборища; повсюду случались ожесточённые столкновения, иной раз сопровождавшиеся кровопролитием.

Противостояние всех против всех нарастало по всей стране. Местные жители сталкивались с пришлыми, голодные – с ещё более голодными, те, у кого ещё оставались запасы продуктов, обороняли их… Да и вообще: всеобщее обозление, взросшее на голоде, не ищет аргументации для своего оправдания!

В пищу шло всё мыслимое и немыслимое – ели даже собак, кошек, крыс, лисиц… В исторических хрониках зафиксировано, что утратившие от голода разум люди ели даже навоз.

Но о самом жутком проявлении голода мы ещё не говорили.

В стране всё чаще происходили случаи каннибализма. Люди убивали путников, даже детей, чтобы сожрать свою жертву. В пищу шли трупы умерших… На рынках продавались пироги с человечиной…

Власти нещадно карали за такие злодеяния, казнили татей… А их трупы той же ночью выкапывали, чтобы съесть.

Следует особо подчеркнуть, что подобная же картина наблюдалась и в соседних территориях, которые также оказались под тем самым экраном пепла. В Прибалтике, например, случаи каннибализма также носили массовый характер – об этом остались документальные свидетельства ганзейских хронистов.

В этих условиях, конечно же, по всему царству пошла татьба.

Даже в столице разбой принял такой размах, что Боярская Дума ввела в городе особое положение. Москву разделили на отдельные сектора, и в каждом назначили окольничего, определив ему в подчинение воинскую команду. Причём, окольничими воеводами определили из числа бояр – не шутка!.. Начальникам этих формирований предоставили особые полномочия, им дозволялось казнить татей на месте преступления, без суда и дознания. Вооружённые дозоры, составленные из дворян, стрельцов, казаков, круглосуточно объезжали свои территории, и где только встречали татьбу, безжалостно рубили и вешали преступников. Случалось, рубили и вешали не тех – церковь этот грех прощала.

Следом улицы прочёсывали команды монахов и приданных им уголовников, к которым порой присоединялись и обыватели, на которых церковь наложила епитимью, которые собирали трупы – умерших и умерщвлённых. Их отпевали скопом и хоронили на убогих кладбищах…

В короткое время в столице этими жёсткими методами навели должный порядок. Ещё вчера хозяйничавшие в Москве лихоимцы-придорожники отхлынули в окрестные леса.

А там и без них разбойничков хватало!

Страна наводнилась множеством разбойных шаек, каждая из которых начинала с того, что грабила проезжих или усадьбы, которые не могли от нападения отбиться… Однако постепенно банды начали объединяться, укрупняться… И в конце концов сформировалась огромная разбойная рать. И вожак у неё нашёлся – беглый тать по прозванию Хлопко, или Хлопок (от слова «хлопать»), а то ещё иначе его именовали Косолап.

Перед этой массой сброда уже не могли устоять ни отдельные селения, ни даже небольшие городки…

На разгром армии голытьбы направили царское войско. Война получилась короткой, но чрезвычайно кровопролитной с обеих сторон. Бунтовщиков разогнали – и они подались подальше от центра, в казачьи края: на Дон, на Нижнюю Волгу, на далёкие Терек и Яик…

В этих условиях отдалённый монастырь, расположенный на полуострове, хорошо защищённый, и к тому же, как всем было известно, не слишком богатый, оказывался в относительно благополучных условиях. Хлебушка, конечно, досыта не хватало, его берегли… Зато рыбы оказалось вдосталь… И охота в окрестных лесах и на болотах давала какое-то пропитание…

Патриарх Иов рекомендовал монастырям поделиться припасами с крестьянами. Не все обители вняли этой просьбе, всё зависело от настоятеля. Однако в Антониево-Сийском монастыре даже вопроса такого не возникло – село при нём кормилось наряду с братией.

…Чем славна жизнь – ничто не длится в этом мире вечно. (Впрочем, тем же она и страшна).

И наступило лето 1604