Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

На следующий день Мария Игнатьевна поехала в Йендель. Поехала, можно ли так сказать? Она добиралась до места на телеге, поезда до Ревеля не ходили, там был фронт. Детей и прислугу приютили знакомые. После похорон мужа она говорила сыну и дочери, что должна уехать в Петроград, но сейчас не может забрать их в грязный голодный город, потому что в деревне все равно лучше и проще достать продукты. Когда она всё устроит, обязательно вернется и заберет их с собой. Дети верили. Сама Мария Игнатьевна понимала, что ничего устроить в создавшихся условиях не сможет, разве что случится что-то невероятное. Зачем надо было так стремиться в Петроград, она и сама не понимала!

Неприятности продолжались. Петроградская квартира Бенкендорфов приглянулась какому-то комитету бедноты, и Муру немедленно выселили. Пришлось скитаться по знакомым. Ночлег давали не все, одни опасались за себя, другие, задавленные собственными проблемами, просто не могли помочь. Мура понимала, что в Британском посольстве её вряд ли теперь примут, и если даже аудиенция состоится, то, скорее всего, откажут в любой просьбе. Отношения с Кроми из-за ее глупой фразы тоже наверняка испорчены, идти в общем, некуда.

Неожиданно она вспомнила, как их с мужем представляли на прощальном вечере у Бьюкенена американскому послу Френсису и отправилась на Фурштадскую, 34.

– Господин посол занят, – вежливо ответил ей секретарь, – соблаговолите прийти в другое время.

– Я не могу в другое, – отвечала Мура, – у меня очень срочное и важное дело.

Она старалась произвести на американца необходимое впечатление: молодая привлекательная дама с прекрасным английским. Мария Игнатьевна кротко опустила глаза и сказала секретарю, что очень нуждается в этой встрече и подождет в приемной столько сколько нужно.

Тот удалился и через полчаса, открыв дверь, сообщил, что господин посол примет мадам Бенкендорф.

Мура вошла в кабинет Френсиса, Вот он высокий, седой, в пенсне. Сидит за столом, окруженный бумагами, читает отчеты, работает с донесениями, чтобы увидеть в них самое главное и немедленно специальным кодом отправить важные новости в Вашингтон.

– Господин посол, меня привело к Вам неотложное дело.

Английский у Муры был великолепен, это должно произвести впечатление на американца.

– Чем могу помочь?

– Я в настоящее время ищу службу, большевики убили моего мужа и разграбили имение, я пострадала от нечестивой власти и в эту трудную минуту прошу помощи. Я не требую дать мне денег, – Мура буквально пропела эту фразу, – я прошу дать мне возможность работать. Я читаю и перевожу с шести европейских языков. Имею опыт составления обзоров прессы. Думаю, что могу быть вам полезной в этом деле и, может статься, в каком-то другом. Я ненавижу большевиков и ради победы над этим злом готова на любые жертвы.

– Моя дорогая госпожа Бенкендорф, – ответил Френсис, – каждый день сюда приходят русские с лучшим образованием и ищут службы, но мы не можем принять всех, мы вообще никого не принимаем сейчас. Потому как неизвестно, что может случиться завтра. Вы меня понимаете?

– Да, господин посол. Но могу ли я надеяться?

– Разумеется, – Френсис улыбнулся, – мы все надеемся на лучшее.

– Тогда разрешите мне оставить свой адрес, – Мура запнулась, адреса теперь у нее не было.

– Адреса друзей, – добавила она, – мне передадут.

– Френсис взял листочек бумаги, нарезанный по визиточному формату, протянул Муре.

Она написала: «Marie Benckendorf», ниже указала телефон знакомого дворянина Виктора Дашкевича, еще ниже – адреса друзей на Моховой и в скобочках еще один на Шпалерной.

Мура волновалась так, что допустила сразу две грамматические ошибки, чего с ней никогда не случалось. В слове «Моховая» звук «х» написала русской буквой, далее вообще запуталась с транслитерацией «юсов», исправила как смогла, покраснела и подала визитную карточку послу.

– Вот здесь телефон и адреса, где я бываю, буду ждать Вашего ответа.

– Договорились, – кивнул головой Френсис и спрятал визитную карточку в специальную коробку. – До свидания, госпожа Бенкендорф.

– До свидания, – подумала Мура, – значит это не отказ.

«Эта дамочка готова к любой связи, – подумал посол – неизвестно кто её, такую решительную, послал ко мне. Подозрительно сильно ругает большевиков, не боится. Это странно само по себе. Нет, с ней никаких дел иметь нельзя.»

Посол еще раз взял в руки бумажку с адресом, хотел было выкинуть в мусор, но потом передумал и убрал в коробочку для визитных карточек. Как знал, что этот клочок бумаги ему впоследствии очень пригодится.

Мария Игнатьевна шла по вечернему зимнему Петрограду и очень хотела надеяться на лучшее. Впереди показалось нечто вроде баррикады. Улица была перегорожена. Военный пост. Матросы с Балтики. Они развели костер посреди улицы и грелись.

– Поворачивай, – заорали ей, – прохода нет.

Она молча свернула в проулок, потом перешла на параллельную улицу и заторопилась к знакомым.

– Куда так спешите, дамочка? – из-за пролома между домами вышел парень в полушубке и кепке, – не хорошо, мы тут стоим, ждем, а вы мимо.

– Что вам надо, у меня нет денег, – решительно сказала Мура.

– Нет денег, есть другое.

– В смысле?

– В том самом, говорят тебе, стоим, ждем. Ну? Парень замахнулся на Муру, как бы загоняя её в пролом.

– Не сметь, – заорала она из всех сил, – помогите, убивают.

Парень схватил Муру за рукав, потянул в темноту. Она ударила его по лицу кулаком в перчатке, вырвалась и побежала. Вдогонку ей свистели. Мура завернула за угол и нос к носу столкнулась с патрулем.

– Стоять, кто такая?

– Меня чуть не убили, – заикаясь, прокричала она. Вот там, в проломе стоят мазурики.

– Разберемся. Пройдёте с нами для составления протокола.

Мура шла по улице и не знала, куда её ведут и зачем. Свернули на Гороховую, остановились у дома номер 2.

– Пришли, – скомандовал старший патруля, – проводите гражданку.

Мура никогда ранее не бывала в ЧК. Само сочетание этих букв внушало ей ужас и отвращение. В здании было людно и шумно, много вооруженных людей, еще больше гражданских, всяких: в шубах и телогрейках. Ее допрашивал какой-то человек в шинели, она машинально отвечала. Он долго не мог написать её фамилию, и Мура вынуждена была диктовать по слогам: «Бенкен-дорф».

– Позвольте, Вы не родственница бывшему послу в Англии Бенкендорфу, – услышав фамилию Муры, остановился проходивший мимо мужчина на вид тридцати с небольшим лет в кожаной куртке и массивным маузером в кобуре через плечо.

– Вы имеете ввиду покойного Александра Константиновича Бенкендорфа? – отозвалась Мура.

– Именно его, – ответил ей чекист.

Мура не знала, что сказать дальше. Конечно, посол Бенкендорф приходился её мужу каким-то дальним родственником, настолько дальним, что степень родства было сложно установить. Сказать да значит навлечь на себя