Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

– Уже заставили, – вступила в разговор супруга, – мы получили предписание еще вчера и завтра должны быть на работах. Я не хотела тебя огорчать, но это так. Мы с Лизой с утра будем чистить снег. За это даже обещают заплатить по утвержденным тарифам, как дворникам.

– Какой позор! Вы никуда не пойдете, я запрещаю! – закричал генерал.

– Надо идти, иначе угрожают реквизировать жилплощадь.

– Что за словам ты научилась, – продолжал бушевать генерал, обратив весь гнев на жену, – жилплощадь, с каких это пор квартира стала жилплощадью?

– С 26 октября прошлого года, времени большевистского переворота.

– Боже мой, когда же кончится этот кошмар! Мне иногда кажется, что лучше пусть придут немцы и установят свой порядок, он будет лучше, чем это большевистское безобразие.

– Немцы давно тут, – спокойно возразил Смыслов, – я их часто вижу на улицах, и в отличие от нас, они не сняли свою военную форму. Посол Германии граф Мирбах спокойно обедает в ресторане «Контан», более того, большевики обеспечили заведению режим благоприятствования, не грабят, там до сих пор можно заказать к обеду и ужину хорошего вина, и лакей в белых перчатках подаст все к столу.

– Но это же мещанство, большевики выступают против мещанства! – возразила Лиза.

– Не всегда, они прекрасно понимают реалии жизни, и когда надо – ведут себя вполне по-буржуазному. Те из дворян и офицеров, кто теперь с ними, не отказывают себе в привычках к роскоши. Им это прощается за лояльность к власти.

– Предатели, – выдохнул генерал.

– Я тоже так считаю, – ответил Смыслов, – скажу больше, и мне они делали предложение, но я отказался.

– Вы настоящий офицер, хоть и из «пиджаков».

– Папа, что вы такое говорите? – возмутилась Лиза, – этот ужасный армейский жаргон, вы же сами мне запрещали!

– В этом слове нет ничего вульгарного, – примирительно ответил Смыслов, – «пиджаками» в армии называют гражданских, тех, кто после краткосрочных военных курсов получил офицерское звание.

Я был человек сугубо штатский, но по причине военного времени призван из университета на офицерские курсы, по окончании которых в чине прапорщика отправлен в действующую армию.

– Курица не птица, прапорщик не офицер, – заметил Мизенер, – чему можно научить за восемь месяцев, разве что поднимать взвод в атаку. Кадровых офицеров в чине ниже подпоручика военные училища не выпускают.

– Согласен с вами, навыков было маловато, многие из тех, с кем я попал на фронт, вскоре погибли. Но те, кто выжил в первых боях, быстро приобрели нужный опыт и спустя полгода воевали не хуже ваших кадровых. Кстати, звание подпоручика я получил уже на фронте.

– Я это и говорю, – довольно завершил разговор генерал, – впрочем, что это мы все за разговорами, давайте ужинать. Лиза, расстарайся, помоги матери.

Поздно вечером Смыслов вышел на лестничную клетку курить. До армии он не переносил табака, но на фронте некурящий офицер – что-то совершенно непонятное для подчиненных, сначала он закуривал для форсу, потом втянулся и как все стал активно дымить.

На площадке он неожиданно для себя увидел Лизу. Она шла откуда-то снизу с ведром воды. Водопровод в доме не работал, и жильцы решали вопрос с водой по своему усмотрению. Кто-то нанимал водоносов, другие добывали воду сами: для всяких нужд из ближайшей речки Фонтанки, для питья – из колодца, который находился в соседнем дворе.

Смыслов увидел, что девушке было тяжело поднимать на этаж полное ведро, и ему стало неудобно. «Так вот кто снабжает квартиру водой», – подумал он про себя.

– Лиза, давайте я вам помогу?

– Ничего, Иван Петрович, я уже рядом.

Смыслов решительно потушил папироску, схватил ведро и отнес его на кухню.

– Теперь я буду ходить по воду, – сказал он тоном, не терпящим возражения.

– У вас на это уйдет целый день – невесело пошутила Лиза.

– Почему, разве долго принести ведро-другое?

– Я ношу в день восемь ведер воды, три для питья, остальные для всяких нужд. Работа утром, днем и вечером.

– Я не знал, – покраснел Иван Петрович, – я думал, что это делает дворник.

– Дворника давно нет, в каморке под лестницей в парадном остался только фартук с бляхой. Наш дворник теперь – председатель районного совета.

– Кто же тогда следит за порядком и чистотой?

– Жильцы по очереди. Отец не знает об этом. Ему трудно понять, почему дворник заседает в совете, а дочь генерала ходит по воду, моет лестницы и места общего пользования. Вы говорили про очистку снега, мы во дворе давно разгребаем его по очереди, иначе в дом будет не зайти, теперь вот по декрету пойдем разгребать на улицы. Деваться нам некуда.

– Лиза, вы музыкант, вам надо беречь пальцы и особенно голос, как же вы будете грести снег на ветру, простудитесь.

– Кому сейчас нужны мои пальцы и голос, – грустно сказала мадемуазель Мизенер, – при старом режиме это было важно, меня хвалили в Институте, ставили в концерты, один раз я выступала перед высочайшими особами, они аплодировали.

– Вы лицезрели царя?

– Да, совсем рядом, как вас.

– Я никогда не видел Государя. Расскажите, какой он?

– Мне показалось, что он добрый и застенчивый. Сейчас, когда он арестован вместе с семьей, он страдает за всех нас, за всю Россию.

– А Вам не кажется, Лиза, что в революции есть и его вина?

– Нет, что вы, он как Христос. Ближние его предали, не защитили и отправили на поругание к прокуратору. Что будет, можно только гадать.

– Когда я учился в университете, у нас во всем обвиняли императора, называли его «Кровавый», ставили в вину столыпинские реформы, разрушившие деревенский уклад, ругали за бездарных министров. А что сейчас? Пропасть у которой нет дна, мы все туда летим и не знаем, где найдем свой конец.

– Получается, что при царе было лучше? – спросила Лиза.

– Безусловно. Если бы можно было вернуть назад февральские дни прошлого года, Россия, как один, встала бы на защиту самодержавия, несмотря на все «но».

– А большевики?

– Так в первую революцию их не было. Бучу заварили горлопаны из запасных полков и провокаторы в «хлебных хвостах». Я спрашивал в нашем полку запасных, зачем все это? Пожимают плечами, смеются, было весело.

Понимаете, Лиза, они как пьяные кричали «свобода», «долой самодержавие». Их опьянял сам воздух революции, и никто не думал, что будет дальше.

– Но Керенский, князь Львов и другие, кто вошел в состав Временного правительства, они тоже не думали?

– Когда я прибыл в войска, была уже другая революционная армия. Приказ номер один[11] развалил единоначалие в войсках. Я служил