Сестры Мао - Гэвин Маккри

– Пожалуйста. Я на минутку.

Чжан Юфэн провела рукой по лбу, убирая челку на одну сторону. Без нее лицо показалось мягким и добрым.

– Председатель уже стар, у него слабое здоровье, – сказала она. – А вы совсем о нем не думаете.

– А вы, маленькая Чжан?

Цзян Цин повернулась к солдату и поискала сочувствия в его глазах.

– Вы относитесь к Председателю, как к покойнику на похоронах. Он достаточно здоров, чтобы повидать свою жену.

– Он больше не хочет с вами ссориться.

– Я здесь не для того, чтобы ссориться. Я хочу спросить у мужа совета по политическому вопросу. Вопросу чрезвычайной важности для Культурной революции. Мне что, одной в Пекине все еще интересно, что скажет наш Великий Спаситель?

Чжан Юфэн подвинулась вперед на диване, поставила чашку на стол, затем положила руки на колени. Глядя вперед и прямо держа голову, она была похожа на одного из множества спокойных Будд старого Китая.

– Хорошо, командир, – сказала она. – Если вы настаиваете. Солдат, вольно.

Солдат отдал честь и шагнул вправо.

Выразив остатки разочарования вздохом, Цзян Цин шагнула к двери. Приоткрыла ее. Оттуда потянуло таким запахом, словно она очутилась в русской больнице. Она остановилась. Повернулась к Чжан Юфэн, не сдвинувшейся с места:

– Вы меня не сопроводите?

Полным белым пальцем Чжан Юфэн перебирала овощи, притворяясь, что ищет среди них что-то конкретное.

– Вы можете войти, командир. Я не могу вас остановить. Но вы должны идти одна. Я не буду способствовать этому необоснованному беспокойству.

Цзян Цин напряглась и сильнее сжала дверную ручку. Она не осмеливалась войти одна. Различные болезни сделали речь Председателя такой неразборчивой, что Цзян Цин его больше не понимала. Если еще недавно его слова звучали как боевой барабан, были различимы, как лето и зима, и дороже золота, то теперь он постоянно пускал слюни, с трудом дышал и общался исключительно хрюканьем и хрипом, которые не понимал никто, кроме Чжан Юфэн. Чжан Юфэн, находившаяся рядом с Мао со времени, когда здоровье его стало ухудшаться, единственная умела расшифровывать издаваемые им звуки. Она стала его переводчиком. Цзян Цин сказала бы – чревовещателем.

– Вы не поможете мне, сестра? – спросила Цзян Цин.

– Сожалею, командир, – ответила Чжан Юфэн, – нет.

Цзян Цин опустила подбородок на грудь. Она не войдет без Чжан Юфэн. Слишком велик риск неправильно понять Председателя и разозлить его. Она прижалась лбом к двери и успокоилась, потом закрыла ее и отошла. Оперлась на спинку дивана. – Сестра Чжан, умоляю вас…

Чжан Юфэн подняла ладонь:

– Прежде чем продолжите, командир, прошу, послушайте меня.

Она знаком попросила Цзян Цин сесть, подождала, пока Цзян Цин устроится, и только потом убрала руку.

– Я хочу рассказать вам, как я провела эту ночь, – сказала Чжан Юфэн.

– Что случилось ночью?

– Ничего такого, чего не случается каждую ночь, командир. Для меня это была обычная ночь, в которую у меня не было ни мгновения, чтобы отдохнуть. Как вы знаете, я должна оставаться у кровати Председателя, пока он не заснет. Я единственная, кого он терпит. Он отказывается оставаться с кем-то… – Вы жалуетесь, сестра Чжан?

– …другим. Когда он лежит, ему трудно дышать, поэтому он должен лежать на боку. Когда ему надоедает, а перевернуться он не может, он просит помочь ему встать на ноги и пройтись по комнате…

– Вы в самом привилегированном положении.

– …я ему нужна в качестве костыля. Когда он хочет есть, я должна кормить его куриным бульоном…

– Самым привилегированным в Китае.

– …с ложки. Конечно, глотать ему трудно, и бульон часто проливается, а значит, надо менять пижаму. Когда он хочет опорожниться, и я должна держать его, пока он это делает, и подтирать…

– Хватит!

Чжан Юфэн замолчала.

Цзян Цин взяла чашку с чаем и сделала глоток.

– Вы преувеличиваете, сестра Чжан, – сказала она, поставив чашку на стол. – Вы говорите о Председателе. Одного тона достаточно, чтобы вас арестовать.

Чжан Юфэн тщательно контролировала себя, чтобы не выдать огорчения:

– Нашего Великого Вождя любят во всем мире, но никто не любит его так, как я. Никто не сделал для него столько, сколько я.

– Вы так думаете?

– Это факт.

Цзян Цин поджала губы и закрыла глаза. В ее жизни был один только Мао. Служа ему, она избавилась от индивидуализма, как осенний ветер избавляется от опавших листьев, и теперь она стала никем. Она согласилась быть никем. Существовал только он. Он может потребовать от меня чего угодно. Истина моей жизни – не во мне, а в нем.

– Сестра Чжан, – сказала она, вновь открыв глаза. – Прошу вас прекратить этот разговор, я не могу больше этого слышать, я не хочу разговаривать с вами о нем.

– В таком случае я ограничусь следующим.

С лица Чжан Юфэн исчезла маска, и оно стало куда менее чистым и гладким.

– Я, Чжан Юфэн, была избрана присматривать за Председателем и, следовательно, я, Чжан Юфэн…

Она положила руку на грудь и трижды по ней постучала.

– …решаю, что для него лучше. Стоило огромных усилий избавить Председателя от болей и привести его в состояние, в котором он может отдохнуть. Я приказала медицинскому персоналу не беспокоить его, и я должна попросить вас тоже уважать этот приказ.

Цзян Цин позволила себе пристально рассмотреть Чжан Юфэн. Темная приятная кожа. Выразительные глаза. Широкие черты лица. Хорошо очерченный нос. Кожаные туфли. Четыре кармана на униформе. Плоская грудь. Плечи сгорблены, как будто она пытается скрыться от пристального взгляда толпы; сутулость женщины, за которой наблюдают.

– Все, что находится в руках Председателя… – ее тонкие губы снова зашевелились, – …находится и в моих руках. Не стесняйтесь рассказать мне о своем деле, командир, и я прослежу, чтобы оно до него дошло. Зачем вы пришли сегодня?

На мгновение Цзян Цин увидела в Чжан Юфэн себя, увидела в ней свое искаженное отражение, которое ее взволновало и смутило. Чжан наложилась на Цзян, а Цзян – на Чжан; она не могла почувствовать себя отдельной. Все, что делало ее собой, вдруг исчезло, и на мгновение она превратилась в двух крайне одиноких людей. «Мы страдаем, – подумала она, – но рассказать об этом некому».

– Сестра Чжан…

Чжан Юфэн достала из-за подушки дивана записную книжку. Наклонившись вперед, раскрыла ее на столе, погладила пустую страницу и взяла ручку из специальной коробки. Она собиралась делать записи. Такой сигнал она хотела подать. Она собиралась записать все, чтобы, если ситуация изменится, доказать свою невиновность, а если ей этого