Сестры Мао - Гэвин Маккри

– Женщины! Кордебалет! Сюда!

По проходам и из-за кулис бросились танцовщицы. Она указала рукой на сцену, приказав им выстроиться в ряд. Пока они собирались, она ждала, уперев руки в бока, потом ждала, пока они не выпрямят спины.

– Готовы? – спросила она. – Все уже нагулялись? Кому-нибудь еще надо надушить задницу? Будем репетировать танец стрельбы по мишеням из второй сцены.

– Но, командир, – сказал Чао Ин, сделав шаг вперед, – мы планировали репетировать сцены по порядку, начиная с пролога. Поэтому здесь реквизит.

Она пренебрежительно махнула рукой на фонари и столб для порки, стоявшие на сцене:

– Команда, убрать этот реквизит! Принести вместо них винтовки.

– При всем уважении, командир… – Чао Ин склонил голову вперед, но не на манер поклона, – …танец стрельбы по мишеням, по моему скромному мнению, уже совершеннее некуда. Если вы намереваетесь работать над групповыми танцами, есть другие, которые требуют большего внимания. Танцу красноармейцев из пятой сцены, например, не помешает доработка.

Чао Ин говорил так, будто никогда раньше с ней не общался и ничего не знал о ее методах. Это привело ее в ярость.

– Я не открывала обсуждения, режиссер, – сказала она, не глядя на Чао Ина. – На самом деле я сомневаюсь, что хочу говорить с вами до конца дня.

Она опустила взгляд по диагонали и не двигалась, пока Чао Ин не отступил на достаточное расстояние в партер.

– Танцовщицы, – хлопнув в ладоши, сказала она, – я хочу, чтобы вы начали после вступительного марша и закончили перед танцем с мечом капитана армии. Только этот короткий отрезок. Оркестр, пожалуйста, играйте хорошо и быстро. Чтобы длилось не больше двух минут, понятно?

Танцовщицы выстроились в два ряда по девять человек справа от сцены, прижав винтовки к бедру и обратив лица на зрителей.

– Мы все знаем, где находимся? Теперь не забывайте побеждать старые методы. Больше радости, танцуйте мощно. На раз, два, и…

Она кивнула дирижеру. Зазвучала музыка, и танцовщицы начали двигаться.

– Нет, нет, нет, – несколько секунд спустя она их остановила. – Слабо! Где положительные эмоции? С самого начала.

Танцовщицы вернулись на исходные позиции и начали снова. На этот раз они держали спины прямее и выше поднимали винтовки, но это не помогло им избавиться от сонливости и скуки. Цзян Цин распознала их настроение. Они думали о другом, чувствовали себя вяло, готовы были волочить ноги и, боясь показать это, вытесняли в конечности имеющуюся энергию, отчего у них получался хороший шаг, но сами они были похожи на заведенные машины. Так как они знали свои роли от и до, они не чувствовали необходимости проживать их заново. Они просто вспоминали и воспроизводили движения, извлекая из памяти то, как делали их в первый удачный раз, и не выражая никаких свежих эмоций.

Она позволила им завершить сцену, а затем вновь отправила на исходные позиции. Она уже выбрала двух худших танцовщиц, но для окончательного решения нужен был еще один раунд.

– Знаете, – сказала она, пока они ожидали знака начинать, – если вы танцуете, не понимая, кто вы, откуда вы пришли и, самое главное, чего вы хотите, а именно покорить общество, вы будете танцевать без революционного духа. Так вы никогда не достигнете реализма и будете просто автоматами. Помните: в вашем сознании всегда должна присутствовать революция.

Она подняла палец, и дирижер взмахнул палочкой.

– На этот раз, – сказала она, прежде чем дать сигнал, – отследите фальшь в своих действиях, ищите истинные движения революции. И учтите: порой энтузиазм важнее качества.

В третий раз танцовщицы сияли и блистали, изо всех сил стараясь показать лицо партии, но настоящий энтузиазм не таков: он красен, как огонь, и бел, как цветы иланг-иланга. Сквозь отточенные движения Цзян Цин видела их мысли. Они думали о том, сколько отработали часов. О днях, месяцах, годах, отданных балету. «Не делайте этого, – подумала Цзян Цин в ответ. – Не думайте о себе. Первое и единственное реальное право на ваши жизни принадлежит партии. Если вы позволите себе думать иначе, вы пропали».

Закончив сцену, танцовщицы посмотрели на Цзян Цин, ожидая ее решения. Она поднялась на подмостки. Провела пальцем в воздухе линию, как бы размечая доски, и танцовщицы выстроились перед ней в ряд.

– Вы довольны тем, как танцевали? – Она прошла вдоль строя, как ротный командир на учениях. – Если бы на вас сегодня смотрела иностранка, вы могли бы сказать ей: «Это лучшее, что может предложить Китай»?

Танцовщицы тяжело дышали.

– Я прошу вас подумать о том, как вы можете выглядеть со стороны. Вы не должны забывать, что мы в центре мирового внимания. Каждый день все люди мира наблюдают за развитием Китая. Их взгляды на нас, на вас – представьте это. Как вам повезло быть китаянками в этот исторический момент. И еще больше – воплощать красоту революции.

Повернув в конце ряда, она шла позади танцовщиц, трогая спины тех, кого отобрала.

– На Западе людям приходится довольствоваться культурными отбросами. В городах Европы сражаются на улицах за право жить так, как живете вы, они готовы умереть за то, что есть у вас. Вы должны ценить свою удачу. Борьба против декадентства и культа уродства в искусстве – ваша задача, и задача историческая, так что, если вы преуспеете, мир вас отблагодарит.

Она вернулась назад и встала перед строем.

– Вот почему вы никогда не должны довольствоваться своей работой только оттого, что она почти совершенна. Вы всегда должны стараться найти в ней изъяны. Вы никогда не должны ослаблять свое стремление к художественному и идеологическому совершенству.

Она расставила ноги и сложила руки за спиной.

– Теперь… – она говорила спокойно, – …танцовщицы, которых я тронула, пожалуйста, шаг вперед.

Из ряда вышли три танцовщицы.

– Я тронула четверых, – сказала Цзян Цин. – Кто остался?

Четвертая танцовщица сделала шаг вперед.

– Имена?

Дрожащими и срывающимися голосами танцовщицы назвали свои имена.

Останавливаясь перед каждой, она оглядела их с ног до головы. Поднимала их опущенные подбородки. Поворачивала лица, чтобы рассмотреть профили. По мере того как она это делала, ее наполняло чувство эфемерности собственных достижений. Будет ли процветать в Китае социалистическое искусство, когда она не сможет его контролировать? Сохранит ли оно свое великолепие? Культурная Революция еще развивалась, она не остановилась, но сейчас она двигалась медленно, маленькими, неуверенными шажками. Проблема нашего времени – в том, что люди считают, будто невозможно выполнить задачи, которые они смогли бы выполнить, если бы постарались. Ее первым побуждением было отхлестать этих танцовщиц по щекам для примера, но больше ей хотелось, чтобы ее считали великодушной, и это желание