Сестры Мао - Гэвин Маккри

и выдала им гостевые пропуски. Два охранника провели их через двор к старой резиденции Председателя. Озирающиеся по сторонам танцовщицы, казалось, были шокированы.

– Не теряйте критического мышления, – сказала она им. – Это всего лишь здания.

Они поднялись по мраморным ступеням между бронзовыми драконами в апартаменты № 118. Охранники остались снаружи. – Сюда… – Цзян Цин открыла дверь и отодвинула занавеску, – …вас приведут завтра вечером. Заходите, не стесняйтесь.

Она включила лампы и приоткрыла шторы, чтобы впустить немного солнечного света. Танцовщицы остановились у двери, боясь идти дальше.

– Я понимаю ваши страхи, – сказала Цзян Цин. – Вы молоды, и это для вас в новинку, но вы должны их преодолеть. Завтра эта комната будет вашей сценой. Сейчас у вас единственный шанс с ней познакомиться.

Скрепя сердце, держась рядом, танцовщицы оглядели комнату. Передвигаясь по ней, они смотрели под ноги, не решаясь остановиться и взглянуть на деревянные ширмы и шелковые гобелены. Цзян Цин пришлось силой остановить их и развернуть за бедра.

– Боже мой, – сказала она, – смотрите! Глаза не сгорят. Не надо цепенеть, это просто вещи.

У книжного шкафа одна танцовщица, думая, что выполняет приказ, потянулась к тому Британской энциклопедии.

– Нет, – сказала Цзян Цин, – никакие книги вам трогать нельзя. Если только он не попросит вас ему почитать, что вряд ли.

Шок охватил их так быстро, что у них задрожали ресницы, как у полуслепых.

– Что с лицами? Вы еще не поняли?

Они поняли. Но масштабность произнесенного их ошеломила.

– Вы увидите Председателя. Вы будете для него танцевать.

Одна из девушек прикрыла рот и заплакала. Остальные просто застыли с глупым видом, потеряв дар речи.

Цзян Цин рассмеялась:

– Вожди – не императоры. Это просто партийные деятели. Не надо думать в этой комнате о Председателе как о великом спасителе. Думайте о нем просто как о государственном чиновнике Китайской республики. Есть такое выражение: «Править – значит служить». Завтра председатель будет вашим слугой, он придет преклониться перед вашими телами, перед вашим талантом.

Даже на пике их сексуальных отношений, когда они занимались любовью по нескольку раз в день, Председатель мог повернуться к Цзян Цин и сказать: «Интересно, бывает ли на самом деле такая любовь, о которой я читал в западной поэзии? Как думаешь, на что это похоже?» В такие моменты она чувствовала противоречие. С одной стороны, она считала, что любила своего мужа больше, чем кто-либо, и триумфально доказывала ему эту любовь – я люблю тебя, я единственная, кто тебя любит, – а с другой стороны, часто ее потрясал тот очевидный факт, что он был непробиваемым, неподатливым.

Так было потому, что в нем было два человека: ее муж и Председатель.

Сила любви, которую она испытывала к мужу, была возможна только в мире, где все имело значение, где сказанные человеком слова и совершенные им поступки оставляли свои следы. Позже, когда Революция изменила историю, с ней изменилась и ее история. С тех пор она редко испытывала такую же страсть к мужу, что и к Председателю, который стал ее первой, чистой и невинной любовью. Как бы она ни любила мужа, любви этой ни за что не хватило бы на всю жизнь; теперь же у нее были отношения, для которых свойственна святость поклонения и пожизненная преданность.

Она присела на кровать:

– Он будет лежать здесь.

Пальцем она обвела в воздухе круг.

– Вы будете танцевать там.

Она указала на другую половину матраса:

– А если он попросит присоединиться к нему здесь, вы, конечно, это сделаете.

Она встала. Разгладила смявшуюся простыню. Открыла один из сервантов и начала пересматривать коллекцию пластинок. Испуганная тишина обволакивала ее сзади.

– Вот увидите, – сказала она, не оборачиваясь, – когда ты с ним, все становится важным. Жизнь становится привилегией, чувствуешь вдвое больше.

Она выбрала пластинку танцевальной музыки. Достала ее из упаковки, протерла специальной тряпочкой.

– Но он уже стар. И как с любым мужчиной его возраста, надо уметь читать знаки его настроения.

Говорят, пока к ним не обратятся, опрометчивые люди.

Не говорят, когда к ним обращаются, уклончивые.

Говорят, не замечая выражения своего лица, слепые.

Пока вы не изучите мысли Мао Цзэдуна, вы вовсе не готовы говорить.

Если говорите, не делайте вид, что много знаете; он не любит слишком премудрых девушек.

Если вы его обидите, никакие молитвы вам не помогут.

Она положила пластинку на проигрыватель и занесла иглу. Подождала, пока начнется музыка. Увеличила громкость, понизила, снова увеличила.

– Вы узнаете эту музыку?

Танцовщицы покачали головами.

– Вы умеете танцевать фокстрот?

Они снова покачали головами. Цзян Цин рассмеялась.

– Вы знаете танец верности? Фокстрот – это что-то вроде капиталистического танца верности.

Она вышла на пространство для танцев и, держа воображаемого партнера, показала мужские и женские па: медленно, медленно, быстро-быстро, медленно.

– Я научу вас, – сказала она, обводя взглядом комнату, – чтобы завтра вечером вы смогли исполнить его для председателя. Но после вы его никогда танцевать не будете. Вы забудете, что когда-либо о нем слышали. Вы никому не покажете движения, не произнесете слово «фокстрот» и даже не подумаете о нем про себя.

Она перестала показывать и встала перед ними.

– Вас никогда здесь не было, понятно? Вы не встречались с Председателем. Этого не было. Это будет секрет всей вашей жизни. Хранить его будет нелегко. Ваше эго будет соблазнять вас раскрыть эту тайну, но вы должны ему противостоять. Вы должны думать о том, как помогает ваше молчание. Если вы не послушаетесь, если вы поддадитесь искушению и начнете трепаться, вас вычислят, и последствия будут самыми серьезными.

Она разбила их на пары и поставила их кружить вокруг нее, критикуя их движения, пока они не стали безупречными.

– Помните: вы изображаете отбросы старого общества, так что можете пока оставить свои революционные позы. Грудь вперед. Не прячьте ноги.

Она заставила их танцевать пять, десять, двадцать минут без остановки. О чем они думают? Что они чувствуют в глубине души? Почувствуют ли они завтра, когда на них будет смотреть Председатель, то же, что и она, – расстояние и колоссальную близость?

– Танцевать фокстрот плохо, но повиноваться Председателю хорошо. Превращая плохое в хорошее, вы создаете великое будущее.

Будут ли они видеть мир так, как видит его она, – полным людей, с которыми надо разделить ее любовь?

– Все хорошее рождается из плохого. Подумайте: разве ваши матери не обделались, когда вас рожали?

Мир: обязанность делиться?

Мир: противник?

Ева

1968

V

Выныривая из сна, по звукам она поняла, что находится в спальне. Не раскрывая глаз,