Расколотая корона - Виктория Холт

Наконец он понял, что отступать больше некуда. Он должен встретиться с отцом.

Встреча состоялась, и когда Ричард взглянул в это сильное лицо с вьющимися, уже тронутыми сединой волосами, подстриженными прямо надо лбом, с раздувающимися ноздрями, с этим львиным обликом, его охватили смешанные чувства. Там была и ненависть, и страх; и он понял, почему люди трепещут перед его отцом.

Он опустился на колени и уткнулся лицом в землю в порыве внезапного отчаяния. Он был разбит, и он знал, что еще слишком молод, чтобы выстоять против этого человека. Он совершил великую глупость, и, хотя он ненавидел отца яростнее, чем кого-либо другого, он не мог не уважать его.

Генрих молча смотрел на него. «Мой сын, — подумал он. — Этот красивый мальчик — мой сын Ричард, жених Алисы».

Он почувствовал внезапную нежность к нему — возможно, потому что это был его сын, а возможно, потому что он отнял у него невесту.

— Встань, Ричард, — сказал он.

И когда юноша выпрямился, так что они оказались лицом к лицу — и Ричарду пришлось смотреть на него сверху вниз, ибо он был на несколько дюймов выше отца, — он обнял его.

— Печально, — сказал он, — когда сын поднимает оружие против собственного отца.

Ричард ничего не ответил. На его губах появилось слегка угрюмое выражение.

— Печально, — продолжил король, — и бесполезно. Говорят, ты хороший боец, Ричард. Но битва — это не просто размахивание копьем, мальчик мой. Тут нужны хитрость и стратегия. Хороший полководец знает, когда отступать, а когда наступать. Что ж, скажем так: ты ведь знал, когда отступить, не так ли? И когда проявить смирение? Достаточно и того, что ты показал себя достойным полководцем. А теперь поговорим.

Он взял Ричарда под руку, и они пошли вместе.

— Не нравятся мне эти ссоры, — сказал король. — Твои братья образумились. Я скоро с ними увижусь. У нас будет встреча, и было бы неплохо, если бы ты к нам присоединился. Мне многое нужно сказать вам всем, ибо я не намерен терпеть эти семейные распри.

— Мы мужчины, — сказал Ричард. — А с мужчинами нельзя обращаться как с мальчишками.

— И с мальчишками, и с мужчинами обращаются так, как они того заслуживают. Помни об этом, и мы поймем друг друга. А теперь, сын мой, знай: в Аквитании отныне мир. Ты — ее герцог, но титулы, которыми владеют мои сыновья, они держат от меня. Помни об этом, и мы будем жить в мире.

Король приказал приготовить пир и за столом усадил сына рядом с собой; все заметили, что он выказывал к нему особую нежность, а Ричард, хоть и казался угрюмым, был усмирен.

На следующий день король послал за сыном.

— Отправляйся сейчас и присоединись к своим братьям при дворе короля Франции, — сказал он ему. — Ты скажешь, что решил покончить со смутой в Аквитании и что ты, как и они, теперь осознал всю глупость своих поступков. Как и они, ты теперь в мире со своим отцом. Мы все скоро встретимся, и тогда я изложу вам свои предложения.

Ричард простился с отцом и поехал к французской границе.

Генрих задумался. Он не мог думать о Ричарде, не думая об Алисе. Юноша ничего не сказал о своей невесте. Неужели он никогда о ней не думает?

Генрих думал о ней постоянно.

***

В замке Солсбери королева получила вести о своих сыновьях. Она провела в плену больше года, и ее первая униженная ярость прошла. Она свыклась со своим заточением, которое отнюдь не было суровым. Поначалу она думала, что Генрих попытается ее убить. Возможно, он и попытается. Он хотел от нее избавиться. Или нет? Может, это была лишь подачка Розамунде? Он не мог жениться на Розамунде. Народ никогда бы этого не принял. Но, будучи Генрихом, он, конечно, мог попытаться сделать то, на что другие не осмелились бы.

Все ее надежды были на сыновей. Если они смогут выиграть свою битву против отца, их первым долгом будет освободить ее. В этом она могла на них положиться. Какой великий день это будет, когда все перевернется, когда Генрих станет пленником своей жены и сыновей. Как она будет над ним насмехаться!

Но это еще не случилось. В старом льве еще был огонь. Старый лев. Она должна была помнить, что он на двенадцать лет моложе нее!

Она поднялась на самую верхнюю точку донжона и посмотрела через ров. Ей была предоставлена свобода передвижения по замку, но если бы она попыталась пересечь подъемный мост, ее остановила бы стража. Сначала она планировала побег, но ничего из этого не вышло. Ее слишком хорошо охраняли. Подкуп был бесполезен. Все ее стражники знали, что, если ей позволят сбежать, ярость Генриха обрушится на них, и они понесут жесточайшее наказание.

Она всегда была интриганкой, и теперь ее главным удовольствием было следовать своей натуре. Как странно, что она, авантюристка, путешествовавшая в Святую Землю, бравшая себе любовников, развевшаяся с королем Франции, чтобы выйти замуж за Генриха Плантагенета, теперь была пленницей, запертой в одном тесном пространстве, день за днем глядя на один и тот же горизонт!

Но она его перехитрит. Со временем она станет победительницей. Эта мысль поддерживала в ней дух. Каждый день, просыпаясь, она думала: «Это может быть тот самый день. Сегодня может прискакать гонец от моих сыновей… от Генриха или от Ричарда… с добрыми вестями». Может быть, они пришлют ей его голову, чтобы она могла поглумиться над ней. Нет, не это. Она не хотела его смерти. Она знала, что без него мир стал бы для нее скучнее. Так было всегда. Ничто никогда не волновало ее так сильно, как ее схватки с ним. Она думала о днях их страсти. У нее никогда не было любовника, который мог бы с ним сравниться. В нем была сила, и именно это ее привлекало. В первые дни их брака она верила, что будет любить его глубокой, неизменной страстью всю свою жизнь. Страсть осталась, но она превратилась в страсть ненависти.

Она вспомнила свой гнев, когда впервые узнала о его изменах. Это было, когда он привел в ее детские своего бастарда Джеффри. Сына одной из его мимолетных любовниц должны были воспитывать