Расколотая корона - Виктория Холт

владельцам те замки, которые мы захватили во время междоусобицы. Возможно, вы давали обещания моим врагам объединиться с ними против меня. Теперь вы должны объявить себя свободными от всех обещаний и обязательств.

Он спокойно наблюдал за ними. Генрих и Джеффри были слегка угрюмы, Ричард — немного дерзок. Но все они — даже Ричард — знали, что у них нет иного выбора, кроме как согласиться на условия короля.

— Генрих, — продолжил он, — ты получишь два замка в Нормандии и содержание в пятнадцать тысяч фунтов анжуйской монетой. Ричарду достанутся два замка в Пуату и половина доходов с той земли. — Он повернулся к Джеффри. — А тебе, сын мой, скоро предстоит жениться на дочери Конана, Констанции. Ты сейчас получишь половину ее приданого, а когда состоится церемония — все целиком.

В душе братья были встревожены, ибо знали, что предложенные им замки не имели никакого стратегического значения, и этими дарами отец, по сути, отнимал у них последние крупицы той власти, за которую они боролись.

— У вас есть младший брат, — продолжил король, и его голос немного смягчился. Юный Иоанн был лучшим из всех. Он не восстал против отца. В свои восемь лет он был очаровательным мальчуганом. Слава богу, он избежал влияния матери. — Он тоже мой сын, — продолжал король. — От него я не видел ни единого знака неповиновения. Я дал ему три замка, как вы хорошо знаете. — Он позволил себе сардоническую усмешку. Разве не из-за этих трех замков и начались все беды? — Скудное наследство для сына короля. Теперь я дам ему тысячу фунтов в год в Англии и замки Мальборо и Ноттингем. Он будет получать двести пятьдесят фунтов в год со своих нормандских земель и столько же — со своих владений в Анжу, где я дам ему один замок. Также у него будет один замок в Турени и еще один в Мэне. Вы ведь не хотите, чтобы ваш брат был нищим, я знаю, лишь потому, что ему не повезло — или, как оказалось, повезло — родиться после вас.

Они были подавлены. Беда с отцом началась из-за того, что он хотел отнять у них, чтобы отдать Иоанну — хотя причина была и глубже, — а теперь они оказались в худшем положении, чем вначале. Но они знали, что протестовать нельзя. Они видели решимость на его лице; и как бы они ни негодовали на него в его отсутствие, лицом к лицу с ним они чувствовали его силу и боялись ее. Он без колебаний заточил в тюрьму их мать. Они прекрасно понимали, что любое сопротивление его воле приведет их к той же участи. В конце концов, по его собственным меркам, он поступал с ними очень снисходительно, ведь все они подняли против него оружие.

— И еще одно, — сказал король. — Я должен получить от вас заверение, что вы не будете просить у меня большего и что вы не откажете мне ни в своем присутствии, ни в своей службе.

Это была, пожалуй, самая важная часть, но они знали, что уклониться от нее невозможно. Они были здесь, в этой маленькой деревушке Монлуи близ Тура, и он мог, если бы пожелал, схватить их. Фактически они были его пленниками, ибо он был их господином.

Он улыбался им.

— Значит, мы друзья, — сказал он. — Ричард, Джеффри, вы принесете мне оммаж, что покажет, что вы поистине мои верные сыновья, а я — ваш сюзерен.

Два его сына преклонили колени и присягнули ему на верность, и когда это было сделано, Генрих Молодой приготовился сделать то же самое.

Отец насмешливо улыбнулся ему.

— Нет, Генрих, — сказал он. — Ты ведь король, и король Англии. А значит, ты не можешь приносить мне оммаж.

Тогда юношу охватил великий страх. Он в панике произнес:

— Вы мой отец. Я присягну вам на верность, как и мои братья.

Но король покачал головой.

— Нет, сын мой. — Он положил руку на плечо Генриха Молодого и крепко сжал его. — Я буду ждать от тебя верности, и ты будешь верен, ибо если нет, последствия могут быть ужасны… для тебя. Но ты сдержишь свои клятвы. Ты будешь помнить, что я твой отец, что из этих рук проистекает твое благополучие. Ты будешь рядом со мной. Тебя научат, как стать королем воистину, и я буду твоим наставником.

Генрих Молодой слабо улыбнулся, но ему было не по себе.

***

Теперь, заключив мир с сыновьями, король решил на время оставить их при себе, чтобы внушить им необходимость держать свои обещания.

Он с горькой усмешкой напомнил себе, что они — его сыновья. Он и сам не всегда держал свои обещания. Что, если они пошли в него и в этом? Возможно, что так и есть. Все они были бойцами; станут ли они хорошими королями — в этом не было уверенности. Но их, без сомнения, можно было обучить. Он хотел, чтобы Генрих Молодой продолжил его дело, ибо он сам в какой-то мере следовал правилам, установленным двумя его великими предшественниками. Мог ли он положиться на Генриха? На данном этапе — нет. Генрих был слишком легко ведом; он слишком охотно прислушивался к льстецам. Эта черта не приносила пользы ни одному королю. Одним из его лучших людей был Ричард де Люси, его главный юстициарий; он мог доверять этому человеку, как немногим другим, и его доверие никогда не было обмануто, и Ричард де Люси никогда ему не льстил. Иногда его прямота могла рассердить короля, но лишь на мгновение. Он благодарил Бога за то, что был слишком хорошим правителем, чтобы бежать от своих лучших друзей из-за толики откровенности. Генрих Молодой должен был этому научиться. Юноша постоянно находился в обществе людей, которые перед ним пресмыкались. Он отворачивался от Уильяма Маршала, доброго друга и доблестного рыцаря, но его привлекали такие люди, как Филипп, граф Фландрский. Король первым бы признал, что такие люди могут быть привлекательны, интересны, забавны, но их дружбе не стоит придавать слишком большого значения.

Генриху Молодому еще многому предстояло научиться, и где, как не рядом с отцом, он мог этому научиться?

А пока он выжидал, решая, куда отправить сыновей. Какое-то время им поневоле придется ехать с ним. Это было хорошо — заставить их думать о нем как об отце, исправить часть того вреда, что нанесла эта