Расколотая корона - Виктория Холт

— Я вижу, — ответил Генрих, — что мое положение ничуть не лучше, чем до моего восстания, — фактически, даже хуже.

Людовик кивнул.

— Так будет не всегда.

— Но я поклялся не восставать против него.

— События покажут тебе, как действовать, — сказал Людовик.

— Вы не любите моего отца, милорд.

— Люблю ли? Да кто его любит? Он не тот человек, которого можно любить. Он великий полководец. Он побеждает в битвах. Но в жизни есть нечто большее, чем сражения.

— Похоже, в жизни короля они играют большую роль.

— Увы! Насколько счастливее был бы человек, живущий в мире, в окружении своих детей.

— Мой отец не позволил мне принести ему оммаж. Он принял его от моих братьев, но сказал, что, поскольку я — коронованный король, мне не подобает приносить его ему.

Людовик задумался.

— Не позволил, говоришь? — пробормотал он и медленно покачал головой.

— Это ведь показывает, что он признает меня королем, не так ли?

— Принесение оммажа — палка о двух концах, — сказал король Франции. — Рыцарь клянется служить своему господину, а господин клянется защищать своего рыцаря. Вполне возможно, что твой отец не захотел давать слово защищать тебя.

— Почему, как вы думаете?

— Вероятно, у него есть на то свои причины.

— Какие могут быть причины?

— Твоя мать — его пленница. Она показала, что готова восстать против него. И ты это показал, сын мой.

— И мои братья тоже.

— Но они не были коронованы.

— Чего вы опасаетесь?

— Поскольку он не связан клятвой защищать тебя, ты можешь стать узником, как и твоя мать.

— Вы верите, что он на это способен?

— От Генриха Плантагенета можно ждать чего угодно.

Молодой король встревожился, но Людовик положил руку ему на плечо.

— Будь осторожен, вот и все. Смотри, не раздели участь своей матери.

— Но как мне этого избежать?

— Разумеется, полной уверенности быть не может. Но если бы твой отец принял твой оммаж и в ответ поклялся защищать тебя, ты мог бы чувствовать себя гораздо спокойнее.

Генрих испугался. Нет, он не доверял отцу. Неужели тот и вправду мог его заточить? Но почему же он не сделал этого раньше, если так? Мать он схватил, когда она была переодета рыцарем. Это другое.

Однако беспокойство не покидало его.

При французском дворе он встретил Филиппа Фландрского, с которым подружился с тех пор, как тот помог ему в попытке вторгнуться в Англию. Та затея провалилась, но Филиппа это не смущало.

Они вместе участвовали в ристалищах. Филипп был в этом искусстве настоящим мастером. Поединки на копьях были его страстью. Для них требовалось столько снаряжения, что Генрих не мог себе позволить часто в них участвовать. Филипп смеялся над ним.

— И это ты-то король! — восклицал он. — Не беда. Я тебе помогу. Я могу снабдить тебя всем необходимым.

Это была чудесная забава. Генрих с радостью задержался бы, чтобы насладиться ею. Его отец назвал бы это пустой тратой времени. Он не думал ни о чем, кроме управления своими владениями; он всегда говорил, что не смеет ни на миг отпустить поводья. Так ему и надо. Пусть бы отдал сыновьям их наследство и позволил им править за него теперь, когда он стареет, пусть бы уехал в Англию и жил как король. Но его никогда не заботили вещи, которые так много значили для Генриха. Если он и выезжал с копьем, то лишь в настоящую битву; если тратил деньги, то лишь на снаряжение армии и строительство замков. Для него существовали только работа и долг. Он так много упускал в жизни. Генрих Молодой, однако, не собирался упускать эти удовольствия, если мог этого избежать.

Поединки, пиры, наслаждение обществом женщин — вот что было хорошего в жизни.

Он мечтал жить, как Филипп, граф Фландрский.

Филипп сказал ему, что подумывает о поездке в Иерусалим. Он считал, что отправиться в Святую Землю и нанести удар во имя христианства было бы великим приключением.

Как бы Генриху хотелось его сопровождать! Он представил, как говорит отцу о своем желании. Он видел, как на львином лице вспыхивают огоньки презрения. «Сражаться за Святую Землю! У тебя здесь есть королевство, за которое нужно сражаться, сын мой».

И все же его мать ездила туда. У нее были великие приключения. Как печально, что она в плену. И подумать только, что ее тюремщик — его собственный отец!

Он был корнем всех их бед.

Даже в тот момент он помнил, что должен быть в Руане. Неохотно он и Маргарита простились с Филиппом, графом Фландрским, и он предстал перед своим другом и тестем, Людовиком Французским, чтобы получить его благословение.

— Будь осторожен, — сказал Людовик. — Остерегайся Генриха Плантагенета. Смотри, как бы он не обошелся с тобой так же, как со своей женой. Если он пошлет тебя в Англию, не езжай, пока он не примет твой оммаж и не пообещает свою защиту. Иначе ты можешь стать его пленником, ибо в Англии у него есть власть сделать то, на что он не решился бы в другом месте.

Генрих поблагодарил тестя и отбыл в Руан.

***

Казалось, они пробыли там совсем недолго, когда от короля пришел приказ. Его сыну и невестке надлежало явиться к нему в Бюр, ибо он желал, чтобы они сопровождали его в Англию.

Молодая пара была встревожена.

— Все так, как и говорил мой отец, — воскликнула Маргарита. — Он хочет заманить тебя в Англию, где сделает своим пленником.

Генрих Молодой не знал, что делать. Ослушаться приказа было немыслимо, но что их ждало в пути?

— Ваш отец сказал, что если он примет мой оммаж, ему будет трудно заточить меня.

— Понимаю, — ответила Маргарита.

— Единственное, что я могу сделать, — это умолять его позволить мне присягнуть ему на верность.

— Попробуй, — посоветовала жена, — и если он откажет, ты будешь знать, что нужно быть начеку. Мы могли бы попытаться сбежать. Мой отец думает, что, если ты не присягнешь на верность, как только окажешься на английской земле, ты будешь в его власти.

— Я и сейчас в его власти, — поморщился Генрих Молодой.

— Но, по крайней мере, он не сможет так быстро пойти против своей клятвы.

— Он может