Тамара. Роман о царской России. Книга 1 - Ирина Владимировна Скарятина

Вдруг я заметила Стёпку с хоругвью в руках.

"Смотри, Няня, смотри. А вот и наш Стёпка", – закричала я, и прежде чем она успела что-либо сказать или сделать, чтоб мне помешать, я отпрыгнула от неё в сторону и бросилась к парню, крича: "Подожди меня, Стёпка, я бегу".

Некоторое время я слышала, как Няня топала за мной и, задыхаясь, кричала: "Вернись немедленно, никчёмная девчонка!" Но она была старой, тучной и медлительной и вскоре совсем потеряла меня из виду. Скача, как заяц, я догнала Стёпку, а тот, узрев меня, ухмыльнулся и в изумлении воскликнул: "Батюшки! А ты-то откуда взялась?"

Не сумев из-за гвалта расслышать мой ответ, он наклонился и прокричал: "Мы идём к императору. Держись за меня, не потеряйся".

Я послушно схватилась за карман его пальто – неизменно лучшую деталь одежды, чтобы уцепиться – и, распевая во весь голос, зашагала рядом с ним. Несколько окружавших нас мужчин показывали на меня пальцами и смеялись. Мы маршировали ещё с минуту-другую, а после вдруг остановились. Пение прекратилось, и всё стихло, если не считать топота множества ног, приближавшихся к нам сзади.

"Глянь, глянь! – возбуждённо закричал Стёпка. – Через минуту император выйдет на свой балкон, чтобы нас поприветствовать. А когда он появится, я тебя подниму, и ты тоже сможешь его увидеть".

Внезапно что-то сверкнуло и раздалось "бах-та-та-та" – безошибочно узнаваемый дробный звук стрельбы. Снова и снова. Началось настоящее столпотворение.

"Они стреляют в нас, они стреляют!" – кричали вокруг десятки голосов.

"Это полиция! Солдаты!"

"Бегите, бегите! А то всех поубивают!"

"Аминь нам пришёл …"

Началась давка. Теснимая со всех сторон, я, всё так же держась за Стёпкин карман, оторвала его и упала ничком.

"Подними девульку! Её ж насмерть затопчут", – крикнул кто-то, и я уже не валялась, на сей раз очутившись у Стёпки на руках. Мой лоб был рассечён, из носа текла кровь, а рот наполнила грязная жижа.

"Успокойся, не плачь, с тобой всё в порядке", – выдохнул он и бросился бежать, вырвавшись на свободное пространство, где было больше простора для манёвра.

"Бах-та-та-та", – продолжался треск, разрывая морозный воздух.

"Закрой глаза. Наклони ниже голову. Прижмись ко мне как можно сильнее", – выдыхал он, то сгибаясь пополам, то скача, словно кенгуру. На секунду он почти припадал к самой земле, а затем выпрямлялся и снова прыгал то в одну сторону, то в другую.

Резво шныряя, мы наконец добрались до боковой улочки, где он бросился через открытые ворота на чей-то задний двор. И там, поставив меня на ноги, он снял кепку и принялся вытирать лоб. Он тяжело дышал, а на его лице виднелась кровь.

"Это моя кровь?" – тревожно спросила я.

Он поднял руку и поморщился.

"Нет, моя, – пробормотал он. – Итак, меня они всё же задели! Что ж, когда-нибудь я заставлю их за это ответить".

"Ох, бедный Стёпка, ты так сильно ранен", – запричитала я, заливаясь слезами.

"Нет, нет, пустяки. Давай. Нам нужно идти", – сказал он.

Но как раз в тот момент, когда мы уже собрались покинуть двор, открылась боковая дверь и появился мужчина в форме швейцара.

"Вам сейчас нельзя туда выходить, – прошептал он. – Они до вас доберутся, это точно. Вы с ребёнком лучше идите сюда и спрячьтесь у меня на некоторое время, пока не стемнеет и не станет безопаснее появляться на улице".

Мы последовали за ним и скинули пальто. Мужчина засуетился у своей маленькой печки, и вскоре мы уже пили с вареньем горячий чай.

"А кто эта девочка?" – спросил он и рассмеялся, когда Стёпка ему объяснил.

Потом они тихо беседовали, а я дремала и наконец заснула крепким сном. Когда стемнело, Стёпка меня разбудил. Надев верхнюю одежду и поблагодарив мужчину за гостеприимство, мы рука об руку вышли на улицу. Фонари не горели. Тротуары были пустынны, если не считать нескольких солдат, которые подозрительно посмотрели на нас, но не остановили. "Это потому, что я с ребёнком", – констатировал Стёпка.

И только возле нашего дома нас остановил стоявший на своём обычном посту городовой. Он тут же Стёпку узнал.

"Это с тобой не малышка ли княжна? – спросил он, вглядываясь в меня в темноте. – Хвала Господу! Да ведь её повсюду ищут. Ты ещё никогда не видел такого дома. Там всё вверх дном и все сошли с ума. Няню почти хватил удар. Она говорит, что девочка сбежала прямо перед тем, как началась стрельба".

"Ладно, теперь ты ею займись", – сказал Стёпка и, передав меня городовому, исчез во мгле.

Стоило мне войти с городовым в дом, как все, ликуя, что я не погибла, вместо того, чтобы отшлёпать, меня крестили, и обнимали, и целовали, и кормили самым вкусным ужином, на какой только были способны. И в этот раз Ванька с Танькой надо мной не потешались, а присоединились к общему веселью. Я отлично провела время и в тот же вечер одобрительно записала в своём дневнике: "Всё-таки у меня хорошая семья. Они все были рады, что я вернулась живой".

* * *

До того судьбоносного 1905-го года наша лёгкая и беззаботная жизнь шла своим чередом, точно следуя образцу, что был соткан нашими дедами и прадедами за последние сто пятьдесят лет. Библейски патриархальный уклад в больших масштабах наших загородных поместий и всегдашнее вычурное "великосветское" существование в Санкт-Петербурге и Москве – всё это было нашим привычным окружением с момента рождения и, считалось, до самой смерти. Это была жизнь, не имевшая ничего общего с жизнью бо́льшей части русского народа и казавшаяся той столь же нереальной, как жизнь комнатных растений нереальна для выносливых полевых цветов и сорняков сельской местности. Пусть мы все и принадлежали к одной нации и главенствующей религии, на этом сходство заканчивалось. Наши мирские блага и среда обитания, наши воспитание и образование были совершенно различны, так же как и наши взгляды на жизнь, наши амбиции и цели.

Это было так, как если бы во всех отношениях – духовно, ментально и де факто – мы были отделены от огромной массы людей зияющей пропастью, через которую в отдельных местах были перекинуты тонюсенькие, опасно раскачивавшиеся на ветру мостики, постоянно угрожавшие рухнуть в бездну. И хотя в тот зловещий 1905-ый год в петербургских и московских салонах и клубах велось великое множество