От преддверия коммунизма до Крещения Руси. Новый московский летописец. 1979-1988 - Пётр Георгиевич Паламарчук

ЛЮБЕРАЛИЗМ. Название данной статьи — не опечатка. Поскольку страна во многом жила ожиданием тысячелетия Крещения Руси и того, в каком соотношении к этой черте окажутся духовная и светская власть, кто-то решил отвлечь внимание новой пустопорожнею сварой. Сочинили угрозу от мальчишек из подмосковного города Люберцы — отсюда и имя их «любера́» (а в шутку к ним причислили нидерландского премьер-министра Любберса): они-де накачивают мускулы, не пьют и не курят, а потом являются в зараженную западными влияниями Москву и колошматят разных хиппов, панков, рокеров да металлистов. Но, как и положено, кампания скоро поутихла, ибо внутреннее ее содержание оказалось дутым.

ДЕНЬ СЛАВЯНСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ. Зато другое начинание вышло на деле крепко: еще с прошлого 1986 года в стране по почину писателей-деревенщиков возобновили 24 мая, когда церковь отмечает память «равноапостольных Кирилла и Мефодия, учителей Славенских», праздновать День славянской письменности. В 1986 эту дату еще не очень заметно встретили в Мурманске, нынешним годом куда успешнее в Вологде. В 1988-м замечательный праздник состоялся уже с широким участием церкви в Новгороде. К сожалению, в 1989-м в Киеве он был омрачен дешевым местечковым национализмом некоторых деятелей. Но в 1990-м праздник ожидает прекрасный белорусский град Полоцк, а в 1991-м — башкирская Уфа вместе с юбилеем уроженца края С. Т. Аксакова.

ВОЗВРАЩЕНИЕ. Со страшным скрипом и крайним нежеланием в этом году удалось выцарапать обратно у захвативших чужое сокровище безбожников собор в Твери, Толгский монастырь в Ярославле (где была тюремная колония для малолетних — но и при ней выжила единственная в европейской России кедровая роща, прямо на берегу Волги под Ярославлем), и, наконец, 17 ноября отдана была знаменитая Оптина пустынь (хотя часть скита, куда приходили на поклон Гоголь, Киреевские —они здесь погребены, Хомяков, Достоевский, Леонтьев и даже Толстой — никак не хотят возвращать, желая оставить там музей. В ныне существующей «экспозиции» внутри скитского деревянного храма вместо иконостаса кощунственно развешаны фотографии Льва Толстого). [4]

Горбачев начал потихоньку вместо поганого слова «введение» — явственно отдающего чем-то из области сексологии — употреблять верное понятие «крещение».

НОВОЕ ЗНАМЕНИЕ БОЖИЕЙ МАТЕРИ. А в течение целого года на балконе деревянной православной церкви в селе Грушево, что под Львовом, которая была закрыта при Хрущеве, постоянно являлась тысячам поклонников Богоматерь. Разъяренная власть принялась хватать приезжих, перекрывать дороги и чуть не сломала вовсе храм. Печать в столицах попробовала заступиться — но стоеросовые борцы с «опиумом народа» стали еще более усердствовать в гонениях; церковь вновь открыть не позволили — слава Богу, что еще не снесли. Так накануне рассвета более всего бесчинствуют в уходящем прочь мраке бесы.

1988

Последний год нашей летописи по праву может быть назван первым годом действительных перемен, и именно тогда в них поверили многие, ранее обоснованно в том сомневавшиеся. А причиной, убедившей их, стало восстановление справедливости в отношении живой совести народа — Александра Солженицына и его живой религиозной памяти — тысячелетия Крещения Руси.

Однако, соблюдая построение ценностей вещной и духовной культуры, следует начать описание свершений с самого низа, лишь по степеням подвигаясь вверх.

СУЕТА. Продолжалось установление «партийной» справедливости, в котором суть лживых преобразований явно сквозила через их внешний язык. «Переименовали обратно» испоганенные города, районы и поселки, сбросив с них чуждые прозвища Брежнева, Черненки и даже Андропова (Рыбинск). Но опять-таки даже восстановление справедливости проводили под покровом ночи — вместо того, чтобы прилюдно взять кумиры дешевых божков, да и отправить не на переплавку, а в нарочный музей дурацкого искусства.

Много внимания было отвлечено и ложной по сути борьбою «перестройщика» Ельцина, все более раскрывавшего свое нутро искателя славы («популиста») с чайником Лигачевым — что явственно напоминает учение первых христианских философов о том, что у лукавого духа есть две руки и он всегда предлагает на выбор дурь правую или левую; а истинно православный человек в этом случае может верно сделать одно — вообще отказаться от ложного выбора.

В июне состоялась 19-я партконференция — нечто вроде полусъезда которую также долго дожидались, но скоро забыли, потому что дело общественных перемен двинулось резко вперед. От нее сохранилось в памяти лишь прение вновь возникшего из небытия Ельцина и впервые принародно задетого Лигачева: от невоспитанности последний стал грубить, скатился до «тыканья» — «ты-де, Борис, не прав!» Тотчас явились значки с этими самыми лозунгами, а вдобавок еще призывами «Борис, борись!». На конференции пойманный врасплох Горбачев довольно опрометчиво бросил только что изобретенную им мысль о совмещении постов первого секретаря обкома (горкома) и исполкома — которую множество собравшихся явно не поддержало.

Лигачев тем временем тщился продолжить свою линию «чистого ленинизма», в особенности пока Мишель путешествовал по загранице. 13 марта под его руководством газета «Советская Россия» тиснула статью некой преподавательницы из Питера Нины Андреевой, сделавшейся затем притчей во языцех, под названием «Не могу поступаться принципами». Это был манифест освобожденного сталинства; тут же, явно по приказу сверху, его стали обсуждать и одобрять по всей стране партийные разъяснители. Почти что две недели длилось онемение либералов; затем вернулся Горбачев, и выступление Н. Андреевой осудили как попытку реакции (вплоть до того, что стали сомневаться в ее подлинном существовании — что неверно). Лигачеву негласно был сделан втык на Политбюро; но Мишель его до поры оставляет среди ближних бояр, видимо, чтобы лучше знать, что именно может затевать «правая сторона».

Однако, когда осенью в новое отсутствие генсека Егор стал напирать на незыблемость колхозной системы, по возвращении Миша все-таки «послал его на картошку» — снял с идеологии и перенес на руководство сельским хозяйством. Для противовеса и Яковлев пересел на иностранные дела; а на «идеи» посажен был некий Вадим Медведев, в прошлом ректор Высшей партийной школы и творец плодотворной теории «развитого социализма». В последнем случае предполагали, что Мишель просто боится ставить на место «первого идеолога» сколько-нибудь заметную личность, памятуя роль Суслова в перевороте против Хрущева; но и такое ничтожество, какое он сумел выбрать, довольно скоро сумело проявить свои притязания — резко выступило против Солженицына, продвинуло (это сведения их ближайших правоведческих кругов) постановление о запрете кооперативам заниматься деятельностью в областях, касающихся идеологии — печати, зрелищ и прочее (в самом конце года), добилось внешне более мягких, а по сути сложных заменителей прежних политических статей Уголовного кодекса (их пришлось спешно отменять на первом съезде народных депутатов в тот же год, как приняли — 1989-й).

1 октября Горбачев отправил Громыку на отдых