Жена комиссара - Светлана Шахова

из двора доносилось нудное поскрипывание ржавых петель. Елизавета вошла в открытую калитку. Пробежала вперёд по дорожке из раскрошенной цементной плитки.

Дверь «гуляла» под порывами ветра, будто приглашала войти. В доме никого. Мебель на местах. Только в секретной комнате нет радиоприёмника.

«Вывезли. Но кто: наши или фрицам достался?» – подумала Елизавета и быстро вышла, отгоняя тревожные мысли о судьбе Антонины Ивановны.

Усевшись в автомобиль, уставилась в окно. Промелькнули и остались позади руины Брестской крепости.

В душе мутилось. Радость от скорой встречи с любимым то и дело перебивалась скорбью. Перед глазами вставали картины пережитого, а в голове продолжало стучать страшное слово «война», ведь это бедствие не кончалось.

«Нам-то, о чём горевать? – размышляла Елизавета. – Просто досыта не едим да трудимся, и всего-то. Солдатская ноша во сто крат тяжелее. А сколько их полегло, жизни не повидав, представить страшно… Какая же я всё-таки счастливая…»

Она вдруг устыдилась последней мысли, вздрогнула – не произнесла ли ненароком вслух. Но, убедившись, что ординарец сосредоточен на дороге, успокоилась.

– Гриша, есть ли в части ещё семьи? – спросила некоторое время спустя.

– Нет, – отозвался тот. – Остальных успели до начала войны отправить на большую землю. Вам просто не повезло.

«Ах вот как это выглядит со стороны! – удивилась Елизавета. – Знали бы люди, как я благодарна Богу, что не позволил тогда уехать. Здесь жутко, но я дождалась и скоро встречусь с мужем».

Въехали в лес.

– Почти добрались, – сообщил Григорий, выводя автомобиль на просеку.

Вскоре свернул в редкий кустарник и неожиданно затормозил перед часовым. Тот в камуфляжной плащ-палатке и каске под цвет возник словно из ниоткуда – настолько сливался с листвой. Проверив документы, он отдал честь, посторонился.

Армейская палатка в кустах, замаскированная под заросли, появилась так же неожиданно. Елизавета выглянула из-за спины сержанта. Всмотревшись через лобовое стекло, увидела разбросанные над землёй треугольные возвышения, затянутые поверху травяным покровом.

– Землянки, – догадалась она.

– Так точно, – отрапортовал ординарец. – Раньше здесь партизаны окапывались, теперь мы им на смену пришли.

Остановившись у одной из приземлённых крыш, доложил:

– Конечная. Пункт назначения.

Иван помогал детям выбираться из машины, когда Елизавета увидела всадника, гарцующего на вороном скакуне. Бока коня лоснились, переливались в лучах закатного солнца.

Нахлынувшее волнение едва не сбило с ног.

– Павлик… Родной… – сглатывая пересохшим горлом, прошептала она.

– Папа!

– Папа!

– Папа!

Сквозь влажную пелену, застившую глаза, Елизавета сначала видела: Колю, Надю, Арину, бегущих к отцу; его самого, сначала ласкающего детей, потом идущего к ней с распахнутыми руками.

Потом шагнула навстречу, пошатнулась и бессильно упала мужу на грудь.

– Любимые мои! Родные! Дорогие! Как же я рад… – доносились слова, которые хотелось слушать снова и снова.

Постепенно, чувствуя на себе сильные мужские руки и маленькие детские, то цепляющиеся, то поглаживающие по спине, Елизавета пришла в себя.

– Товарищ подполковник, я вещи отнёс, – полушёпотом доложил ординарец.

– Хорошо, Гриша. Пока можешь быть свободен, – ответил Павел Семёнович и повёл семью в землянку.

– Ух ты! Да здесь домик! – воскликнула Надя, озираясь.

– Точно! Самая настоящая избушка, – подтвердил отец, обводя рукой дощатые стены. – Это наше вре́менное жилище. Всё для вас обустроил: есть и стол, и табуретки. Топчаны. Правда, только два. Но ничего, девочкам много места не надо, и на одном поместятся. Зато имеются плащ-палатки, набитые сеном, – не на голых досках спать.

– А где вы с мамой будете жить? – серьёзно поинтересовался Коля. – Не на улице же…

– Ого! Да тут ещё комната! – перебила брата Надя, заглядывая за маскировочный полог, разделяющий помещение надвое.

– Молодец, дочка, наблюдательная! Тебе можно в разведку идти, – похвалил отец. – Это был мой кабинет. А теперь – наш с мамой. Что ж, обживайтесь, но сильно к месту не привязывайтесь. Скоро дальше на запад двинем. Врага надо гнать от наших границ.

С улицы донёсся голос Григория:

– Товарищ подполковник, можно?

– Да-да, Гриша!

Тот мигом спустился в землянку.

– Разрешите принести обед!

– И как можно скорее, – беспокойно проговорил Павел Семёнович. – Надо жену и детей накормить, смотри, как оголодали. Им сейчас армейская каша с тушёнкой в самый раз будет.

***

Елизавета открыла глаза. Не отрываясь от подушки, чуть повернула голову. Мужа рядом не было, но поцелуи – такие сладкие, такие долгожданные – всё ещё горели на губах.

Тяжёлые веки сомкнулись. Перед внутренним взором поплыла минувшая ночь. Снова и снова возвращалось пережитое, когда под зловещий аккомпанемент далёкой канонады она трепетала, прижавшись к любимому, жадно вдыхала до дрожи дурманящий запах его тела. В порыве страсти мечтала приковать мужа к себе цепями, чтобы больше ни на минуту не расставаться; ехать в любые дали, терпеть самые страшные лишения, только бы быть рядом…

Павел вернулся к вечеру. На нём сразу повисли дети. Не дав отдохнуть, пустились упрашивать покатать на лошади. Отец согласился без колебаний. Дочери тут же за руки потащили его прочь из землянки. Коля помчался вперёд. Елизавете ничего не оставалось, как пойти следом.

Дежуривший неподалёку ординарец вызвался помочь.

– Сами справимся, – отозвался подполковник.

Высвободившись ненадолго из детских рук, он подошёл ближе. Тихо о чём-то распорядился. Старший сержант, отдав честь, поспешил в противоположном направлении.

Поле оказалось совсем близко. Елизавета уселась под куст на траву и с наслаждением наблюдала семейную идиллию, о которой так долго мечтала. Павел поочерёдно бережно подсаживал детей в седло; бродил, держа коня под уздцы.

– Как самочувствие, Елизавета Тихоновна?! – неожиданно прогремело за спиной.

Она отпрянула, обернувшись.

– Ох, и напугал же ты меня, Гриша! – воскликнула с дрожью в голосе. – Разве можно так подкрадываться?!

– Извините, Елизавета Тихоновна, не хотел, – сконфуженно проговорил тот. – Я вот по распоряжению начальства доставил вам военного корреспондента, – он указал на стоявшего рядом серьёзного парнишку, обвешанного сумками с аппаратурой для съёмки, и складным штативом подмышкой. – Знакомьтесь – товарищ Смирнов.

– Так точно! – строго отрапортовал военкор и с готовностью добавил: – Меня зовут Евгений. Веду летопись боевой славы полка. Раз уж подвернулась такая возможность, решил добавить для истории снимки семьи комиссара. Товарищ подполковник согласился, и вот я здесь. Усядьтесь-ка поудобнее.

Елизавета смутилась, но спорить не стала. Поджала ноги, привалилась на бедро, одной рукой оперлась о землю, другой – расправила подол юбки.

– Во-о-от, отличненько! – подбодрил военкор, настраивая объектив. – А теперь – улыбочка!

Ярко блеснула вспышка.

– Готово!.. И ещё раз! Отлично!

– Бежи-и-им! Там маму фотографируют! – донёсся возглас.

Елизавета увидела, как сын бросился к ней. Следом, запинаясь за кочки, побежала Арина.

– Погодите-е-е! Я тоже хочу-у-у! – царственно восседая в седле, по-детски завопила Надя.

Отец помог спешиться. Она рванула и со всего разбега упала у ног брата прямо в